Демоны Боддеккера

— Ах вот ты где! — воскликнул я, обращаясь к Дансигер, и дружески обнял ее за талию. А потом повернулся к Шнобелю: — Прости дружище, юная леди обещала мне танец, и сейчас самое подходящее время напомнить ей про обещание.

— Но…

Я уже двигался прочь, в танце выводя Дансигер из сферы влияния Шнобеля в другой конец комнаты.

— Спасибо, Тигр. — Она улыбнулась. — Этот тип не понимает слова «нет», а я сомневалась, стоит ли лупить его по физиономии.

— Иногда публичное унижение дает хороший урок, — заметил я.

— Нет, если ученик развернется и убьет учителя. — Она крепче стиснула мои руки. — Что мы наделали, Боддеккер? Мы словно бы временно потеряли способность видеть куда идем, правда?

— Да.

— И погляди только, что мы натворили. Погляди, что мы дали миру. Мы-то думали, это будет чудо.

— Да. Но оно помрачилось.

— И что же нам делать теперь?

Я сбавил темп. Дансигер глядела на меня глубоким проникновенным взором, взором, что придает одной простой фразе бездну смысла, слой за слоем, значение за значением.

А я глядел на нее, чувствуя, как между нашими стиснутыми ладонями выступают капельки пота.

— Дансигер…

И тут на глаза мне снова попался Шнобель. На этот раз он осаждал Сильвестр, мало-помалу зажимая ее у стола с закусками и бокалами.

— Еще минута — и начинаем отсчет! — прокричал чей-то голос, перекрывая общий гомон.

Я взглядом попросил прощения у Дансигер.

— Прости. Сильвестр влипла.

— Понимаю. — Она еще раз пожала мне руку. Я выждал наносекунду, не назовет ли Дансигер меня снова Тигром, но она не назвала. Я выпустил ее и заторопился туда, где томилась в западне Сильвестр. Черт возьми! Это существо никак не могло определиться даже со своей тендерной принадлежностью, где уж ждать тонкости в обращении с надравшейся знаменитостью на шумной вечеринке. В конце концов, если даже Дансигер не смогла…

— Сорок пять секунд! — Это кричал кто-то из прихлебателей. На вытянутой руке он держал свои часы. Второй держал Фермана за шиворот. В другом конце комнаты Шнобель все так же надвигался на Сильвестр — настолько предсказуемый, что я читал у него по губам:

— Вот я и подумал: может, нам с тобой пойти наверх, к Мэдди, а уж втроем мы бы, знаешь ли, неплохо…

Я мысленно посылал Сильвестр сигнал: «Я иду!».

— Боддеккер!

— Тридцать секунд! — прокричал прихлебатель.

— Боддеккер! — Чья-то рука ухватила меня за локоть. Хонникер из Расчетного отдела. Лицо ее пылало. — Отвези меня домой.

Я глянул на Сильвестр. Она стояла, заведя руки за спину и уже касаясь ладонями края стола. Выражение ее лица явственно свидетельствовало: она загнана в угол и знает это.

— Мне надо спасать Сильвестр.

— В самом деле? Ты ее один раз уже спасал. Как и Дансигер, как и эту поэтическую жрицу самоубийств. Когда, наконец, ты спасешь меня?

— Пятнадцать! — кричал прихлебатель. — Четырнадцать, тринадцать…

— Последние пятнадцать минут я только и делала, что пыталась отвязаться от Ровера…

— Десять, девять, восемь… — К счету присоединилась уже вся толпа.

— Этот гребаный маленький слизняк лапал меня, да улыбался своей поганой улыбочкой, как зомби…

Шнобель уже прижимал Сильвестр к самому столу, практически оседлав одну ее ногу. Она шарила руками позади себя, между бутылок, соленого печенья и кускусных хрустиков…

— Шесть, пять, четыре…

— Когда ты наконец спасешь меня, Боддеккер? Когда наконец спасешь?

Я схватил Хонникер из Расчетного отдела за руку и шагнул к Сильвестр. Рука Сильвестр двигалась все дальше и дальше-к напиткам…

— Два, один…

Все в комнате замерли, раздался громкий удар.

Пальцы Сильвестр сомкнулись на чем-то. На горлышке бутылки с шампанским.

— ВОСЕМНАДЦАТЬ! — взревела толпа.

— Да! — завопил Ферман, которого уже качали на руках. — Да! Да! Да! Я ЧИСТ!

Рука Сильвестр молниеносным движением описала широкую дугу. Бутылка врезалась в голову Шнобеля ровно в ту же секунду, как начали дружно вылетать пробки из других бутылок. Я думал, стекло разлетится, как оно бывает в фильмах, но ничего подобного. Голова Шнобеля резко качнулась в сторону, и он, шатаясь, завалился назад, в разгулявшуюся толпу. Сильвестр соскользнула со стола, оправляя платье и все еще сжимая бутылку, как дубину. По губам ее я читал:

— А ну, поди сюда, ублюдок…

— Боддеккер…

— Свободен! — вопил Ферман. — Свобода, свобода, твою мать, свобода!

Музыка гремела так, что динамики уже хрипели. Кажется, что-то из прошлого века, подумал я, услышав разносящийся над кутежом хриплый голос: «Мне восемнадцать…»

Пробки все хлопали и хлопали, в воздух взлетали фонтаны шампанского. Один из таких гейзеров ударил в бок Хонникер, ткань ее платья намокла и прилипла к телу, облепляя грудь. Другая струя шампанского угодила мне в ухо и хлестанула по лицу, врываясь в открытый рот.

Ферман, возлежа на плечах друзей, запрокинул голову и пил шампанское из горла.

Около нас возник Ровер, тоже с откупоренной бутылкой в руках. Он прицельно вылил вино на грудь Хонникер и потянулся облапить ее. Я молча уперся ему ладонью в лицо и с силой толкнул. Он был настолько пьян, что опрокинулся на спину, и толпа поглотила его.

Шампанское щипало глаза. Я посмотрел на Хонникер из Расчетного отдела.