Демоны

Они выпили. Потом они снова наполнили бокалы и выпили еще. Он чувствовал теплоту и погруженность в настоящий момент. Сейчас для него не было ничего за пределами этой маленькой комнаты, ничего, кроме него и Жонкиль.

Внезапно он осознал, что позволил своей левой руке опуститься на ее колено. Ее кожа была гладкой и теплой. Но он был уверен, что у него потная ладонь. Он думал, чувствует ли она его неослабевающую, почти болезненную эрекцию сквозь ткань брюк.

«Еще один тост, – подумал он. – Будь обаятельным».

– На самом деле, – сказал он, – черт с ней, с долгой жизнью – давайте лучше выпьем за вечную жизнь! Почему бы и нет?

Жонкиль как-то странно посмотрела на него. С кривой улыбкой она проговорила:

– Действительно, почему бы и нет? И залпом осушила свой бокал.

Она согнула правую ногу – его рука лежала на ее левой, – и это движение сдвинуло ее юбку вверх, открывая почти все бедро и белый треугольник трусов.

Несколько удивленный, он убрал руку с ее ноги. Она спросила:

– Почему ты не возьмешь стакан в левую руку? Он засмеялся немного пьяным смехом.

– Зачем? Что, коньяк так вкуснее?

Она вскинула голову и прикрыла один глаз.

– М-м-м, думаю, да.

Комната начинала кружиться – совсем чуть-чуть. Он переложил бокал в левую руку и отпил.

– Странно. Так действительно кажется вкуснее!

– Просто так ты обращаешь больше внимания на вкус. – Она заново наполнила его бокал; он почти моментально отпил половину. Она добавила: – Но я имела в виду, что если ты возьмешь коньяк в левую руку, то сможешь положить правую на мою ногу. Правой будет удобнее пробираться вверх, понимаешь?… Закрой рот – ты разинул его, словно рыба.

– Правда? – Он нервно рассмеялся, смущенно улыбнулся и вернул правую руку на ее ногу, позволив ей медленно скользнуть вверх по бедру. Кожа ее бедра казалась несколько более влажной. Его ладонь сжала ее плоть; кончики его пальцев, казалось, впивали чистую, трепещущую энергию ее тела.

– Этот свет на столе, – сказала она, – он режет мне глаза. Не мог бы ты повернуть лампу к стене? Она гибкая.

Он встал и немедленно обнаружил, что более пьян, чем думал. Комната закачалась вокруг него. Он сфокусировал взгляд на лампе и двинулся к ней так твердо, как только мог.

– Наша лодка входит в бурные воды, – пробормотал он. Она услышала и засмеялась. Он повернул абажур так, чтобы свет падал на стену, погрузив комнату в полумрак.

Пробравшись обратно к кровати, он увидел, что она поставила свой бокал на пол и расстегивает блузку.

– Этот чертов бюстгальтер меня убивает. Я в нем не могу дышать. Ты мне не поможешь?

Он тоже поставил свой бокал на пол и завозился с застежкой лифчика, располагавшейся спереди, между чашечками, и в конце концов умудрился расстегнуть, чтобы не ущипнуть ее.

– Хороший мальчик, – хрипло выдохнула она, поднимая к нему лицо. Он наклонился, чтобы поцеловать ее.

Поцелуй был долгим, ее губы, казалось, растворились в его губах. Потом она положила руки ему на затылок, притянула его лицо к своей полной груди и застонала.

– Мне сегодня грустно, – прошептала она, прижимая его лицо к ложбинке между своими грудями. Он вдохнул запах ее кожи – ее духи, ее мускус. – Сделай так, чтобы мне стало лучше… Сделай так, чтобы мне стало лучше, Стивен.

Каким-то образом она выбралась из юбки и нижнего белья, не отрывая его лица от ароматного, соблазнительного мира своей кожи, не мешая ему исследовать языком упругость, электрическую напряженность ее сосков. Каким-то образом она без помех содрала с него одежду, и он буквально нырнул в самую ее сердцевину, и лишь сладкая отстраненность, данная ему алкоголем, не позволила ему извергнуться слишком быстро. Он потерялся в ней, и это было ключом, открывавшим двери в комнаты внутри тайных комнат внутри других тайных комнат. Они занимались любовью по меньшей мере час, а потом он соскользнул в темные воды сна, погрузившись без малейшего плеска.

Стивен услышал женский голос. Он принадлежал не Жонкиль.

– Теперь они готовы для вас, мистер Исскэррот.

Стивен резко сел в кровати – и пожалел об этом. Похмелье тут же отомстило ему за внезапность движения.

– Ох-х… черт. – Его рот был сух как наждак; кожа лица на ощупь казалась отвратительно маслянистой. У него не было опыта в питье.

Он оглядел комнату. Жонкиль не было.

Шкаф был открыт; ее сумка исчезла. Ее одежды не было. Ноутбука не было. На столешнице губной помадой была написана записка: «Ранняя встреча. Скоро увидимся. Ж.»

Он посмотрел на часы. Семь утра. Надо выпить аспирина, прежде чем выходить на свет.

Он натянул брюки; голова пульсировала. Ему отчаянно хотелось воды. Неужели она привыкла столько пить? Очевидно, да.

Рассеянно натягивая на себя грязную одежду, он недоумевал, что могла значить предыдущая ночь. Он занимался любовью с Жонкиль, и это было нечто весьма мощное, по крайней мере для него. Имело ли это такое же значение и для нее? [Была ли она настолько же привычна к подобной близости, как и к питью?

– Теперь они готовы для вас, мистер Исскэррот.