Демонстрация силы

Это было второе копье Гунгнира – древний артефакт, значит, таки выуженный немцами в начале ХХ века из частной коллекции. О «стреле» было известно государю и еще паре приближенных, включая Иванова, но никто не был уверен, действительно ли оно в руках противника либо слухи о нем были пропагандой. Сила копья была чрезвычайной, и расчет Войрши в данном случае был прост. Активированный через скорость падения артефакт заработал; теперь через четверть часа на радиусе в тридцать верст не останется ни одной живой души. Это произойдет без огня, газов или чего-то другого. Люди просто упадут замертво. После этого копье рассыплется прахом, сделав свое черное дело, чтобы возродиться спустя сто пятьдесят лет у новоизбранного владельца. Покинуть радиус поражения за пятнадцать минут, конечно, не получится, даже если гнать лошадей по грязи что есть мочи. А вот австро-венгерские армии, по согласованию с союзником, наверное, уже отступили за пределы опасной зоны. Впрочем, лазейка для государева войска еще есть.

– Гарнизон!..

Он поднял людей. Вышел перед грязной измученной толпой. Еще раз подумал об одышке.

– Братья. Я обращаюсь к вам сейчас не как ваш военачальник. Ситуация, в которой мы находимся, критическая. Предмет, что был сброшен на нас, меньше чем через десять минут, – тут он взглянул на часы-луковицу и еще раз удивился, как быстро бежит время в таких ситуациях, – уничтожит все живое вокруг.

Недовольный шум. Плохое начало. Еще пара фраз – и начнется стихийное бегство.

– Братья. Выход есть. Мне доподлинно известно, что, если одна живая душа по собственной воле решит отдать свою жизнь за всех, взрыва, – нехорошее слово, но он другого не подобрал, – не будет. Мы не можем взять пленного и бросить его на оперение копья – обагрив артефакт кровью насильно. Нам нужен человек чистой души, сам решивший отдать жизнь за всех. За товарищей. За государя. За страну.

Шум нарастал. Вопреки ожиданиям, перед строем никто не вышел. Моральный дух войска был окончательно подавлен безвылазными окопными сражениями. Он ждал. Сверлил взглядом. Держал паузу. Вдруг донеслось: «А сам-то?» Потом это стало повторяться все чаще и чаще. Солдаты уже почти скандировали. В глубине души Николай Иудович с самого начала знал, что так получится.

Он распустил строй и пошел к копью, долго, наверное, еще минуту, смотрел на белую бритву, торчащую из земли, пошел дождь, и его капли стекали по ней забавными ртутными шариками, в голове крутилось «надо что-то вспомнить», но память молчала. Николая Иудовича наполняли лишь разочарование и усталость, жизнь совсем не хотела проходить перед глазами, как ему кто-то рассказывал, напротив, снова начала мучить одышка и липкий неприятный пот потек по загривку. Николай Иудович вдруг представил дирижабль и почему-то почувствовал себя слоном, потом подумал: пора, на удивление легко упал на копье, но свалился в самую грязь и, размазывая ее по лицу, подумал: «Неужели там тоже грязь?» – потом встал и окинул взглядом все вокруг.

Копья больше не было. Солдаты толпились вокруг, кто-то взял его под руку, кто-то протянул грязный мокрый платок. И тогда он понял, что жертва была не нужна. Достаточно было намерения ее принести. Но ощутил ли он радость? Нет. Только разочарование и усталость. Разочарование и усталость.

Край мира (2020)

– Сергей Иванович, я, конечно, с радостью бы вам все рассказал и про этого Рамона, и про Давида, но увы. Ничего не знаю. Или не помню; вы дротиком с какой дрянью в меня стреляли?

– Во‐первых, стрелял, конечно, не я, а во‐вторых, у вас резистентность к наркотикам, Майкл Борисович. Не юлите. Нам пришлось дротик такой дозой зарядить, что обычный бы человек в кому впал от нее. А вы четверть часа в отключке провалялись, теперь же бодры, веселы, игривы, как морской лев.

– Я правда не помню ничего о…

– Ну, может, мы и поспешили чуток, вроде источники верные были. Путаница бывает в ведомствах, войдите в положение. Что ж, а о событиях 1971 года помните? О Центре? Об ускорителе? О разговоре с товарищем Троцким?

И тут я понял, что пол уходит из-под ног. События в моей голове заканчивались ровно на том, что я живу в Москве в 2009 году, потом, мягко говоря, по воле случая перемещаюсь в 1971 год, там проходит еще четыре года, моя жена, Вероника, рожает сына. И все. Далее я помнил себя сидящим в машине такси. Причем как я в него попал и куда ехал, не ясно.

– Выпустите меня… – сказал я, и начал дергаться в кресле – разум уже не контролировал тело.

– Тихо… Тихо, – проговорил следователь, подскочил ко мне и крепко зажал мою голову руками, заставив смотреть ему в глаза. – Так, спокойно. Сейчас, Майкл Борисович, сейчас вы просто расскажете о событиях последних нескольких лет, от начала и до конца. Какие помните. Итак…

– 2009 год, мне тридцать четыре. Я получил подарок от отца, огромную сумму денег. А потом – известие, что он погиб. Еще он оставил мне записную книжку, хранившуюся все эти годы за семью печатями. И еще одно; почти сразу же за мной начал гоняться киллер.

– Так.