Демон внутри меня

– Барт такой же, как и все Стоунэмы, – Трой крутит пальцем у виска. – Ты не знала?

– О чем?!

– Не важно, – он наклоняется ко мне и говорит шепотом. – Оставь мне записку под крышкой фортепиано до послезавтра. Мне нельзя подходить к твоей комнате. Если записки не будет – на спасение можешь и не рассчитывать. Даже если я посажу Кая в тюрьму, я сделаю все, чтобы его вещи достались мне. Может, я и не такой садист, как он, но и пять миллионов за вечер я на шлюху тратить не буду, – он усмехается и проводит языком по внутренней стороне щеки.

Так мерзко. А потом уходит, небрежно посвистывая.

Этот дом полон чертей и бесов. Все дело в доме, в обстановке. Потому что этот бес теперь есть и во мне.

Внутри меня тоже сидит демон.

***

Кай сделал мне еще один подарок. Уму не постижимо. И этот подарок угодил в самое сердце…такая мелочь по сравнению с кулоном, но я была готова визжать от счастья.

Это был блокнот, обтянутый бордовой кожей. Слава Богу, вещь не была усыпана брильянтами. Блокнот даже закрывался на замок, который сломать никакого труда не стоило, и все же я оценила его попытку оставить мне личное пространство.

Не знаю, к чему начались все эти подарки. Какой в этом смысл? Кай ясно дал понять, что я одна из его шлюх и что меня ждет.

Я уже так спокойно об этом рассуждала и думала…о том, что буду принимать участие в какой-то новой и дико извращенной игре от Кая и его окружения. Аукцион. Черная папка.

Я больше не боялась этих вещей.

Потому что помнила, что говорил Кай, и его слова звучали искренне.

Скажи что-нибудь. Поклянись, что никогда не будешь такой дикой с другим.

Я по-настоящему не верила, что он добровольно может отдать меня в лапы другому. Мужчины, подобные Стоунэму дикие собственники. Они сдвинуты на том, чтобы заполучить себе что-то, а потом с гордо поднятой головой горланить «моя» или «мое».

А я что из этого? Я для него одушевленный предмет?! Я уже не знала.

Но когда мы летели в Австрию, я не удержалась. Кай пил виски (больше, чем обычно, будто нервничал), и иногда поглядывал на меня, пока я писала о своих чувствах в дневнике.

Писать. Я могла бесконечно писать, и это приводило все мои мысли в порядок. Когда я выливала очередную порцию негатива на бумагу, мне казалось, что этого со мной не происходило. Что этого не было…я описала в дневнике все свои страдания, всю свою боль – в особенности описала то, что чувствовала, когда Кай меня насиловал. Когда приставил пистолет к моему виску, чтобы оттрахать в рот.

Не думаю, что Стоунэм станет это читать. Он смотрел на дневник с полнейшим равнодушием. Или, на худой конец, «Пусть пишет. Чем бы дитя не тешилось…».

Но мне было приятно. Что Кай подарил мне то, в чем я действительно нуждалась. А кулон по-прежнему тихонько меня душил…ощущать его на своей шее – это все равно, что чувствовать сжатую ладонь Кая на своем горле двадцать четыре часа в сутки.

– Он прекрасен, – шепчу я, когда мы переглядываемся в самолете. Прижимаю блокнот к груди и искренне улыбаюсь Каю.

Ну, пожалуйста. Перестань. Не будь агрессором.

К моему счастью, губы Кая дергаются. Он прячет улыбку за кулаком, глядя на меня исподлобья. Все-таки он помешан на подарках.

– На здоровье, киса. Ты заслужила, – он снова уходит в себя и снова глушит виски.

А это уже не очень приятно звучит. Насосала на блокнот и кулон. На путешествие в Дубай и Австрию. Я очень дорогая проститутка.

Эта мысль давит на меня жестче, чем давление в самолете.

– Зачем мы едем туда? И почему ты берешь меня с собой?

– Ты знаешь.

Конечно, знаю. Аукцион? Черная папка? Когда эти жестокие игры закончатся? Когда? Ведь я вижу…вижу, что Кай, порой, не так безнадежен и бездушен, как мне иногда кажется.

Я запуталась. Я не знаю, кто он…

Но самое ужасное, что я смотрю в свое отражение и уже плохо понимаю, кто я?!

– В прессе мои дела не афишируются. Я вложил в это очень много денег. Но у меня банковский и нефтяной бизнес. Это самые крупные, а так сеть ресторанов, клубов, по мелочи. В этих же кругах вертятся и люди моего уровня. Ясин, например. В Штатах мы собираемся не так часто, особенно когда дело касается не самых законных вещей, – он говорит это буднично-отстраненным тоном. – В другой стране я чувствую себя в безопасности.

– Ты, правда, хочешь стать президентом? – хихикаю я, отправляя шоколадную конфету в рот, и запиваю ее чаем. Кормят на борту, как в пятизвездочном отеле. Разумеется, мы летим в личном самолете Кая.

Жаловаться мне сейчас глупо. Я не рабыня…не рабыня…я что-то большее.

Тешу себя этими мыслями и надеждой.

– Это интервью? Журналистка, – фыркает Кай, глядя на мои губы. На то, как я облизываю шоколад. А потом он медленно так…невзначай переводит свой полный желания взгляд на кабинку туалета.

Мне становится душно. А между ног влажное пламя желания.

– Я бы задала тебе несколько вопросов.

– Валяй.

– Расскажи о самом ярком воспоминании из детства. Ну, что-то вроде похода в Диснейленд или Юниверсал Студио.

– Ты издеваешься? Я так давно был ребенком. Не помню.