Я мечтала. Мечтала только об одном, чтобы однажды, он заснул со мной. Обнимая. Чтобы наши тела переплелись во сне, чтобы мне было тепло. Я его опора, он моя стена…
«Я не сплю в одной постели с шлюхами.» – это все, что я получала на свои мечты.
И как бы ласков он не был иногда, мы возвращались к одному и тому же. Он закрывался. Я узнавала о Кае только из уст Хиллари. О том, что он делает, где он учился, каким был…Хиллари проболталась про мать Кая.
Я и сама помнила, что по сети гуляла информация о его семье. Очень странная информация. Когда-то я восприняла ее как грязный слух, подобный моим липовым рассказам. Но сейчас задумалась.
– Я где-то читала, что его отец психически не здоров. Кажется, писали, что он в одной из больниц Лос-Анжелеса для особо буйных пациентов. Это многое объясняет на счет Кая…не так ли?
– Побойся дьявола, детка! Не вздумай при нем об этом сказать! Я устала за тобой ухаживать и видеть твои синяки, – ворчала Хиллари. Терпеть не могла женщину, но она была единственным человеком, кроме Кая и Энджи, с кем я могла поговорить. – Не для печати, да, сдается мне, так оно и есть. Судя по состоянию Ханны…
– Кто такая Ханна? – я хотела во что бы то ни стало разболтать женщину. Я же журналистка. Выбью нужную мне информацию из любого. Я была мила с Хиллари, и долгие недели устанавливала с ней доверительный контакт, расспрашивая женщину о ее детях.
– Мама Кая. У него же и братик был…да только умер совсем маленьким, – глаза Хилари заблестели, и даже мне стало не по себе. Я начинала видеть в этой семье не собственный ужас, а трагедию…историю, которой можно посопереживать. Мне только дай волю, кого-нибудь пожалеть. Маленький погибший брат? Если бы что-нибудь случилось с Мейсоном, хоть он и придурок…это бы точно оставило на мне отпечаток. – Прости, я не могу спокойно говорить, когда речь идет о страданиях детей и матерей. Ханна…сошла с ума. Она почти не разговаривает. Просто слоняется по своей комнате целыми сутками…я мало чего знаю. Она здесь, в этом доме. Кай был против психушки.
– В смысле сошла с ума? Как это проявляется? Неужели нет шансов на излечение?
– Не то, чтобы она больна…думаю, у нее депрессия. Не прекращаемая депрессия…любовь съела ее изнутри.
– Но разве это любовь…
– Одержимость, ты права. Любовь – светлое чувство, милая. Но вы, молодые, так слабы перед пороками и страстями…
Хиллари ушла от темы, перестав отвечать на мои вопросы о матери Кая. О его маленьком брате…а я впала в полнейшую растерянность. Мне не хотелось жалеть Кая и искать оправдание его характеру и поведению. Но они находили меня сами, заставляя вспомнить, что даже у самой грязной монеты есть другая сторона.
***
Я без конца получала подарки «за секс» – мой шкаф все время пополнялся новой одеждой, блюда были изысканными и разнообразными. Мы с Каем даже гуляли на территории особняка. Несколько раз.
Загвоздка была в том, что эти несколько раз он сцеплял наши руки наручниками, чтобы я не убежала. Сцеплял и мои ноги, чтоб наверняка. А потом трахал у бассейна или прямо на траве. В сумерках. Благо, никто не видел.
Совру, если скажу, что я не тряслась под ним ловя и напрашиваясь на новые волны удовольствия. В моменты слияния наших тел, когда он отдавал себя тоже, я не чувствовала себя такой одинокой. Только желанной. Желанной порочным, но чувственным мужчиной.
И зря он привязывал меня наручниками. Я уже и не хотела убегать.
Однажды Кай застал меня играющей на рояле в коридорах. На следующий день в моей комнате стоял новый, не менее красивый инструмент.
Это напоминало мне детские игры в куклы: я всегда мастерила своим игрушкам что-то для их «дома», который устроила в картонной коробке. Так и Кай. Дарил мне подарки, чтобы я совсем не заскучала. Развлекал себя этим сам, потому что иногда он просил меня играть. Потом психовал, когда я начинала играть грустные и печальные мелодии. Я не так много их помнила наизусть.
Все, что я хотела играть рядом с ним, это
Вот она, моя боль. Вот какая музыка ассоциировалась у меня с Каем.
Я начала просто думать, что все это происходит не со мной. Это происходит с Лейлой…я читаю роман о Лейле или смотрю фильм про эту девушку. С Мелиссой все хорошо, и она там, внутри меня. Просто ждет момента, когда все закончится…когда я окончательно истощусь и приду в негодность, или когда он отпустит меня.
Он даже иногда приходил с планшетом и пиццей. Невероятно, но иногда он мог не трахать меня с порога, а даже хотел пообщаться. Уделить своей «собачке», «кошечке», короче говоря, питомцу свое бесценное человеческое время.