– Красивая, моя нежная кошечка, – я лежу на подушках и смотрю на Кая, расположившегося меж моих бедер. Мы оба обнажены. Не только физически, но и духовно.
Это был один из тех вечеров, когда он не связывал меня, не доставал ремень даже когда я просила. А я, представьте себе, просила. Меня заводило и связывание, и ремень, и прочие грубости – мешало только чувство стыда, которое навещало меня после полученных удовольствий.
Мы были просто вместе. Без масок и подручных средств для секса. Нам было достаточно «нас».
– Мяяяу, – сладко протянула я, чувствуя в своем теле отголоски пережитых за ночь оргазмов. Последний он подарил мне, приласкав ртом. Я всегда удивлялась тому, как Кай это делает. Будто для него это награда – вкушать, пробовать меня. Его язык никогда не был груб, может быт, только слегка ненасытен. Но очень чувственен. Я даже от подруг никогда не слышала, чтобы их парни делали это с таким удовольствием. Но с Каем все было иначе. Он мог заставить меня стоять перед ним на коленях, но и сам опускался к моим ногам. Иногда.
– Повтори, – хихикнула, зарывшись рукой в его волосы. Губы Кая нежно заскользили по моему животу, осыпая короткими поцелуями.
– Красивая киса. Ты вкусная девочка, знай это, – он облизнул свои губы, и я выдохнула, иступлено застонав. Я возбуждалась только от одного его вида. – Очень, очень вкусная. Я съем тебя когда-нибудь.
Он начал подниматься ко мне вверх с поцелуями, не пропуская ни единого синяка, что оставил сам. Будто бы извинялся…или я себе это надумала. В любом случае его нежность убивала меня не меньше, чем грубость и доминирование. Даже больше.
– Я перестарался, – он замирает на синяке под ребрами, и я даже слышу в его голосе сожаление. Поднимается к моей груди, ласково обводя языком соски и заставляя их вновь затвердеть. Судорожно выдыхаю. – Такие маленькие. Мои любимые сладкие ягодки.
Я уже не могу сдержать новой порции стонов и прогибаюсь, желая слияния наших горячих тел.
– Съешь меня, – промурлыкала, когда он наконец добрался до моих губ, не оставляя без нежности и замученную шею. – Съешь меня, Кай.
Он плавно скользит по воздуху губами, над моими. Делает вид, что вот-вот набросится с поцелуем, но на деле даже не касается губ. Я тянусь к нему, Кай отстраняется и расплывается в лукавой улыбке.
– Это ты меня хочешь съесть, киса. Еще вчера проклинала меня, а теперь поцелуя ждешь?
– Да ну тебя, – обижено дую губы, опускаясь обратно на подушки. Кай тут же приближается ко мне, обдает горячим дыханием, который провоцирует мои губы раскрыться. Медленно проникает меж губ языком. Он не ест. Он пробует, смакует. Не могу не отвечать ему. Потому что когда он целует…целует так…он складывает передо мной все свое оружие. Встает на колени, преклоняет голову. И вот уже он мой раб, готовый ради меня на все, что угодно.
Как я это вычислила? Я просто это чувствую. Поверьте, если бы вас ТАК целовали, вы бы сразу все поняли.
Я знала одно: у Кая есть ко мне сильные чувства, которые другим и не снились. Но признать ему их все равно, что дать мне в руки пистолет и позволить выстрелить ему в самое сердце.
– Лиса, ты здесь? – Мейс щелкает перед моими глазами пальцами, я подскакиваю из-за того, что он прервал мой выход в астрал.
– Да-да, просто засыпаю, – я отпиваю из кружки и понимаю, что чай уже давно остыл, а мама ушла спать. Сколько я пробыла в забвении?
– Может, поиграем в приставку? – и это говорит мне новоявленный «бизнесмен», который пытается быть серьезным. У Мейсона заразительная улыбка, но свою мне приходится натягивать.
– Только немножко. Мне завтра рано вставать. Буду стучаться в новые редакции, которые закрывают передо мной двери, и пойду в приют, – мы идем в комнату Мейсона, которая раза в три больше моего чуланчика, и устраиваемся на подушки перед телевизором. Компьютерная игра помогает уйти от реальности и воспоминаний. Мы жуем всякие вредности, постоянно подкалывая друг друга на тему игры, и мне почти…хорошо. Правда. Мейсон опускает шутку по поводу манеры моего вождения в GTA, и мне даже удается искренне рассмеяться.
А потом наступает ночь, и я знаю, что брат видит по мне, что я собираюсь снова впасть в транс, сотканный из тоски и боли. Но я ухожу от Мейсона, мечтая остаться наедине с собой.
Я знаю, что должна думать о кровавом плане мести по отношению к Каю, но у меня не получается. Больше нет. Первые три месяца я каждую ночь выкалывала его тело воображаемыми иголками, тысячу раз пускала ему пулю в лоб, позорила его перед всей страной, выдумала миллионы разных способов отомстить ему. Представляла, как он царапает стены в тюрьме подобно тому, как я скребла оконное стекло своей коробки.
Как он страдает, трахая других женщин, ни в одной из них не находя меня. Как он страдает, зная, что я никогда не прощу его…
Но сейчас я думаю о другом. Я придумала новые причины почувствовать боль. И одна из них – это полнейшее затишье. Прошло двенадцать месяцев. Целый год. И что? И ничего. От Стоунэма не слуху, не духу, словно ему плевать на меня. Словно меня и вовсе не было в его жизни.