Демон против люфтваффе

В какие-то минуты я вижу в пределах пары миль не менее полусотни самолётов, снующих среди оранжевых пулемётных трасс и солидных "апельсинов" из 20-миллиметровых немецких пушек. Машины исторгают густой светлый выхлоп форсажа или чёрный дым пожаров. Пейзаж украшают непременно валящиеся откуда-то сверху консоли крыла, фрагменты фюзеляжей и прочий падучий мусор, парашюты, а когда мы забираемся слишком близко к Лондону или нижнему течению Темзы, под нами обильно вспухают тёмные цветы зенитных разрывов. Влетев в облако в запале погони за гунном, я теряю из виду батальное великолепие и созерцаю только серую муть, ежесекундно рискуя напороться на немецкий или британский самолёт.

Однажды вынесся из облаков и внезапно ощутил, что абсолютно один в бескрайнем небе, под ярким июльским светилом. В двух сотнях футов под крылом – обманчивое серое покрытие облачного аэродрома. Вообще больше никого – небо, солнце и мой одинокий "Спитфайр"… На минуту я невольно дезертировал с войны.

Окликнул ведомого, ответил на запрос Салаги и снова провалился под облака, где внезапно всё кончилось. Дымы рассеялись, парашюты опустились к земле, самолётов – ни своих, ни чужих, только "Спит" Майкла Питти, потерявшего меня в тучах.

Внезапно в шлемофоне зазвучал голос офицера из сектора управления. Так как я забрался далеко на восток, вне зоны обычного командного поста, этот парень совсем не знаком, как и его манера управления. Он предпочитал дирижировать истребителями в воздухе, считая себя главным героем, а мы лишь кончики его умелых пальцев. Этот самодовольный артистичный голос изрядно надоел, чтобы не сказать резче, но выключить приёмник в современном бою никому в голову не придёт.

"Бандит в шести милях к востоку, скорость сто двадцать узлов, высота семь с половиной тысяч футов. Преследуйте!"

Подранок – мечта любителя набирать баллы за победу. Я тревожно глянул на датчик топлива и понял: у меня в запасе считанные минуты, чтобы дотянуть обратно хотя бы до побережья, если ввязываться в преследование, о возвращении в Тангмер и речи нет.

"Марк, дай мне попробовать!"

Честно говоря, о шизофрении совершенно забываю в бою, и Ваня под руку не тявкает. Поэтому придётся поощрить.

"Только не гони быстрее крейсерской. Иначе искупаемся".

Я превратился в пассажира, наблюдая, как мои руки сами двигают баранку управления. Строго говоря – его руки, которые привык считать своими с тридцать шестого года. Только по рации отвечаю, ибо ваняткин бобруйский акцент введёт в смятение всю британскую ПВО, а нас спишут из авиации.

В разрывах облаков промелькнул "Мессершмитт-109", дымящий отнюдь не форсажом. Удивительно, почему никто его не сопровождает. Может, радио разбито? Обычно фрицы пасут и охраняют подранков до последнего.

Иван приблизился справа, и вражеский самолёт стал хорошо виден. Фонарь кабины густо залеплен моторным маслом, и в зеркальце фиг что увидишь, а рыскать и качать крылом, чтобы рассмотреть пейзаж над Ла-Маншем, уже здоровья нет. Пилот по приборам тянет к берегу, надеясь прыгнуть с парашютом или рискнуть на вынужденную. Да и у побережья германская спасательная служба с катерами организована на хорошем уровне, не чета нашей.

Ваня не дал ему шанса, прочертив борт от капота до хвостового оперения всеми остатками боекомплекта. Разрисованный картинками пятнистый бок "Мессершмитта" превратился в швейцарский сыр, жёлтый кок опустился вниз… Зная, что никого вокруг нет, я по спирали и с убранным газом проводил гунна вниз, забрав управление у сталинского сокола, который разве что клювом не щёлкает от счастья. У самой воды нажал на кнопку, услышав свист воздуха в пневматике пулемётов. Зато сработал фотоаппарат в крыле, отметив приводнение врага.

Мы с Майком приземлились в Дувре на последних каплях бензина и оттуда вылетели в Тангмер. Пока проявляется плёнка, я утащил Бадера в сторону.

– Даг! Родилась идея. Подранки или, на худой конец, замыкающие есть всегда, когда враг уходит во Францию. Достаточно паре, а лучше – звену взлететь минут на пять позже и, не форсируя мотор, спокойно отсидеться до конца боя на высоте…

– … Когда ты нужен мне в "собачьей свалке" с "Мессерами". Четвёрку точно не дам.

– Готов один лететь.

– Тоже нехорошо. Поступим так. Вечером посмотрим фильмы, что вы наснимали, – босс сделал классическую паузу, обдав меня табачным дымом, словно выкуривал из подчинённого тараканов. – Там объявлю решение.

Наше с Ваняткой кино, где шквальная очередь "Спита" расковыряла раскрашенный борт, а потом истребитель спрятался от нас под морскими волнами, стало весьма популярным. Её с агитационными целями показали в кинотеатрах страны, говорят, самому Черчиллю понравилось. Так трогательно… А через формально нейтральных американцев мы узнали, что в германских газетах промелькнуло сообщение – из вылета в Англию не вернулся командир эскадры майор Вернер Мёльдерс, лучший ас, герой Испании и лауреат какого-то безумного соцветия нацистских орденов. Когда слух о моём кинодебюте на больших экранах достиг Рейха, обтекаемая формула "пропал без вести" сменилась некрологами.

"Тот самый?"