Демон против люфтваффе

В общем, после митинга Ваню зажали в углу и устроили внеплановое комсомольское собрание с внесением взыскания в торец. Ему популярно объяснили, что нельзя говорить от имени коллектива, заранее с ним не посоветовавшись. "Дьябло рохо" ему поменяли на "Рохлю", а фамилию "Копец" извратили матерно, но созвучно. С тех пор только в публичных речах Пассионарии Ваня-Жуан остался "Красным дьяволом".

Воспитание Рохли я пропустил, потому что в свите главной большевички мелькнули знакомые сине-чёрные глаза.

– В том же кафе в семь. Устроит?

– Даже если на моём пути окажется вся армия Франко.

Здесь любят пышные метафоры. Тем более по дороге к кафе не пришлось прикончить даже муравья.

– Жду историю.

– Жаль, что не меня, – я подозвал официанта и сделал заказ побольше, не стесняясь снижения зарплаты. – Только предупреждаю, в мой рассказ никто не поверит, даже вы. Но вам я докажу, остальным и пытаться не буду. Не обещаю, что вы сможете использовать его как журналистка.

Лёгкая улыбка. Что поделаешь – красавица. Как только ей не пытались пудрить мозги. Но не историей гибели на Иудейской войне и реинкарнацией в теле красного военлёта. О том, что бывший управляющий туловищем сидит тут же, наслаждается вкусом вина и практически ни слова не понимает из разговора, я умолчал.

– Потрясающе! Независимо от обещанного доказательства. Иудейская война… Это о ней писал Иосиф Флавий?

– Браво! Не многие из современной молодёжи знают его имя. Вы получили классическое образование, синьорита?

А то как же. Потом хорошая девочка из добропорядочной семьи влюбилась, сбежала с марксистами, разочаровалась в отдельно взятом революционере, но не в единственно верном учении.

– Моя история обычная, – скромно оценила себя Мария. – Ваша же…

– Сальвадор Дали отдыхает. Для доказательства мне нужна подушка.

– Постель?!

– Не надо торопить события, сеньорита. Подушка заглушит выстрел из "маузера".

– Вы сумасшедший?

Я оглядел кабинку. Непродолжительную демонстрацию в стиле ню вряд ли увидят из общего зала. Расстегнул рубаху и показал шрам на пузе.

– Это выходное отверстие, крупнокалиберный пулемёт истребителя "Фиат", память о первом боевом вылете. В почке – входное. Будете смотреть?

Она зажала рот пальцами. Бесконечно готов смотреть и на губы, и на пальцы – не нужно заслонять одно другим.

– Я прострелю себе что-нибудь на ваших глазах. На ваш выбор, только не голову.

– Вы… вы хотите сказать, что бессмертны?

– Нет, наоборот. Я умер девятнадцать веков назад. И с тех пор никого не любил. Пока не встретил вас.

На улице я завёл её в первый попавшийся подъезд шестиэтажного дома, отворил первую же сломанную дверь, где порезвились мародёры. Никого, только выдвинуты ящики из столов, открыты шкафы. В спальне аккуратно, видно – как и при хозяевах.

– Не надо!

Не знаю, что конкретно имелось в виду в этот момент.

– Я обещал. Предпочитаю сдерживать обещания.

Снял куртку и рубаху, повернулся на секунду к ней спиной. Держу пари, не преминула глянуть на пулевой шрам. Достал и взвёл подарок Алонсо.

"Бли-ин! Больно же будет!" – взвыла шиза.

"Да. А как иначе произвести впечатление? Сиди, зритель, и учись".

Выбрал самую мелкую подушку, положил левую руку на прикроватный столик. Мария зажала уши перед тем, как "маузер" хлопнул.

От вида крови она побледнела. Только этого не хватало! Ничего, справилась.

– Вот и всё, ранка затянулась, к утру останется застарелый шрам. Пулю можете сами извлечь из столешницы.

Я показал дырявую подушку. Из маленькой почерневшей прорехи выглянуло перо.

– Отопление выключено, с вашего позволения я растоплю камин. Нам есть ещё о чём поговорить, верно?

Через час она задала два вопроса.

– Странно называть тебя Муэрте. Как твоё имя на самом деле?

– Старший лейтенант Иван Бутаков. А, настоящее… Я не произносил его больше тысячи лет. Марк Луций.

– Скажи, Марк. За что тебе дали две тысячи лет?

Ванятке, своему альтер-эго, не ответил. А прекрасной женщине, что лежит рядом под одеялом, отказать сложно.

– Человека убил.

– Одного?

– Многих. Шла война. И до войны отнимал жизни, не терзаясь угрызениями совести. Служба, знаешь ли. Но одного совсем нельзя было убивать. Хоть он и так умирал.

Редчайшее явление – женщина больше не полезла с расспросами. Почувствовала, что не нужно. Мне исключительно повезло с ней.

Мы встречались не часто, в среднем раз в неделю. Мария нашла цивильную квартиру неподалёку от аэродрома, с ключами. Видно, её оставил кто-то из знакомых беженцев.

Иван больше не пытался подшучивать. Я ему объяснил про возвышенность чувств. Тогда и плотское – не грех, а мельчайший кусочек Божьей Благодати.

На приборной панели появилась крохотная фотография Марии, а в кармане комбинезона – маленькая деревянная игрушка (попелье), её подарок и талисман.