Демон против люфтваффе (СИ)

На подходе к аэродрому увидел странное. У взлётки зажглись перекрещенные фары грузовиков, показывают створ полосы. А справа, где склон зарос лесом, в темноте неразличимым, мелькает цепочка огоньков. Вот же твари, дают франкистским бомберам направление на наш аэродром!

В каждом «Бэ — эсе» ещё половина комплекта была, всадил по тем огонькам, не задумываясь об «излишних сопутствующих жертвах». На войне как на войне, мать вашу!

Утром нашли какие-то пятна, ветки пулями побиты, вроде кровь, остатки костров. Претензий никто не предъявил.

По поводу сбитого «Юнкерса» полные штаны радости, испанцы ликуют — первый за войну бомбардировщик хунты, уничтоженный в ночное время. Я представил, кто приедет на интервью от газеты «Республика». За такое не грех отказаться от 10 000 песет. Не всё в этом мире можно купить за деньги. Пумпур успокоился, на меня вроде как наградной лист направили, несмотря на бытовое разложение и связь с троцкистским элементом.

Война обрела смысл. Я теперь не просто выполняю задание семнадцатой канцелярии. Я летаю ради тебя, Мария. Чтобы бомбы не сыпались на твоих товарищей. Чтобы фалангисты не ворвались в Мадрид. Чтобы ты могла гордиться своим Пабло Муэрте.

Мария погибла ночью под бомбами, когда её кавалер беззастенчиво дрых в казарме, отметив с товарищами очередную воздушную победу.

Глава одиннадцатая. Месть

Ванятка не вякал дня три. Мысли прочесть не может, но какой шторм во мне бушует, ему очевидно. Боится, что влезу в очередную задницу с отчаянья, и оба полетим в преисподнюю вверх тормашками.

Пумпур отстранил меня от полётов. Я даже не возмутился, сходил на похороны Марии. В войну много похорон. Говорят, должно всё разрывать изнутри? Нет, просто задеревенело.

Придя в себя, чисто выбрился, надраил ботинки и отправился в штаб ПВО Мадрида.

— Пётр Ионович, просьба есть.

— Ну?

— Слетать на разведку. Можно в паре или на «эр — пятом».

Комбриг посмотрел зло.

— Так, нормально воевать не собираешься. Решил личной местью заняться.

— Никак нет. Чем по одному нелюдей в небе отлавливать, провести штурмовку их базы «Чайками».

— То есть героическое самоубийство. Благородно, но — нет!

— Самоубийство, это если бы нацепил парашют и погнал на авось в одиночку. Предлагаю разведать и долбануть их по — правильному. Но вы правы. Пока не расквитаюсь по личному, трудно.

Он отказал. Затем через двое суток вызвал и протянул фотографии с того аэродрома. Я впился в них глазами.

— Наглецы, товарищ комбриг. Стоят плотно, рядами, как на выставке.

— Их пробовали щипать на СБ. Потеряли три машины. С тех пор бомбёжки и штурмовки за линией фронта не рекомендованы.

— Значит, нужно малыми силами — вчетвером или даже вдвоём.

Пумпур развернул карту, достал циркуль.

— Сто десять километров. Четверых не пущу. У нас главная задача — прикрытие Центрального фронта. Ищи добровольца — напарника и дуй, — он порылся в столе и вытащил газету с фотографиями Герники. — Завтра Первое Мая, поздравьте товарищей фашистов, чтоб праздник запомнился.

— Спасибо, Пётр Ионович!

После пожаров в Гернике остались одни руины. Погибших хоронили сотнями, если не тысячами, сплошь гражданское население. Но сухая арифметика не в силах объяснить, почему смерть множества незнакомых людей не затмит утрату единственного.

Понятно, что вызвался Копец. Обидные клички нужно только так смывать — дерзким вылетом. Мы подвесили рядки осколочных бомб по пару кило. Мелочь, а плотно выстроенные аэропланы повредит. Повезёт — и подожжёт. Стартовали ночью, у обоих приличный опыт играть в сову, с запасом времени, так что к франкистскому аэродрому выползли с первыми проблесками рассвета, плавно снижаясь на малых оборотах движков.

По сравнению с фото практически ничего не изменилось. На И-15 никакого бомбового прицела нет, я высыпал гостинцы, проносясь над длинным строем «Хейнкелей», Ваня рядом отполировал «Фиаты». Полный газ, вверх, разошлись виражами в противоположные стороны. Копец подальше от разворошённого муравейника, наверно, меня глазами высматривает — вместе шлёпать домой веселее. Извини, есть неоконченные дела. И я спикировал на лётное поле по второму разу, нажав на гашетку.

Сразу трудно понять, где земля, стоянки заволокло дымом. Пулемётные трассы со всех сторон, только уж больно суматошно. Может, и не видят цель. Толпа народу несётся сломя голову, к машинам или в убежище, летуны или техники — не знаю. Слишком поздно засёк их, стрелять бесполезно — трассы выше голов пройдут, и так несусь в метре от грунта. Бах! Что-то задел винтом и, кажется, стойкой шасси, из-за широкого капота не разобрать. Последняя очередь хлестнула вдогонку, ручку на себя… не тут-то было. «Чатос» захлебнулся в наборе высоты. По курсу — скалы. Перемахнул, едва не шваркнув брюхом по камням, и мотор заглох окончательно.

Впереди сужается ущелье, выхода не видно, внизу кошмар. Высота небольшая, метров двести. Будь что будет! Глаза мазнули в последний раз по фотографии Марии, и моя тушка вывалилась через левый борт на крыло, оттуда — вниз.