Длинный рассказ о ночных посетителях, о попойках, о драках, о стыдливых признаниях, об интимных фантазиях, созданных уединенными умами и разнузданным воображением, о визитах юношей-гимназистов, стариков и жирных тяжелых лавочников — все это, как в хаотическом кошмаре, прошло перед нами. Как будто нелепый сбивчивый рассказ женщины, хладнокровно рассказывающей о том аде, в котором она очутилась, развернул перед нами кинематографическую лепту и на ней образы, уродливые и жалкие, людей, обреченных на уродство, кошмар и преступление против жизни и своей души.
Я не вынес этого выматывания из сонной проститутки подробностей ее несчастного существования. Я почувствовал физическое отвращение и встал, тщетно делая попытки увести Изу из этой комнаты.
— Постой. Вот еще это она доскажет…
И Иза шла в спальню и заставляла перед широкой железной кроватью инсценировать сцены, о которых шла речь.
— Где у вас умывальник? — вдруг спросила она и направилась к умывальнику, где стала тщательно намыливать себе руки.
— Уходите… — спросила женщина.
— Я как будто в грязной яме побывала! — не церемонясь, сказала Иза и прибавила в сторону женщины:
— Я сейчас ухожу…
— У каждого барона свои фантазии, — ответила женщина, — а только и ста рублей мало за такие посещения… Один срам.
Мы вышли на улицу. Иза вплотную приблизилась ко мне. Я молча шел подле. Мы проходили мимо какого-то длинного черного забора по совершенно пустой улице.
Обдавая меня своих горячим дыханием, Иза приблизила ко мне лицо, повела губами по моим и куснула за ухо.
— Удивительно я остроумно придумала. Сегодня я в роли Мефистофеля и веду тебя, Фауста, из твоего подземелья в мир. Чтобы дать тебе весь материал размышления о мире… Ну, вперед, вперед, как говорил Мефистофель, когда они мчались на вороных конях мимо площади, где качались на виселицах казненные… Вперед.
Она увлекала меня по этой пустынной улице. Стоявшего на углу извозчика, дремавшего на козлах, мы разбудили и направили его в клуб.
— В Коммерческий? — переспросил он. — Все господа туда ездят. Там хоть до утра…
ГЛАВА 4-я
Но в клуб нас не пустили. Мы стояли перед столиком, где заседал господин «эконом» клуба в засаленном фраке, требовавший, чтобы мы назвали имя какого-либо старшины, который мог бы нас рекомендовать.
— У нас теперь строго, — прибавил эконом, — полиция придирается…
Ни у меня, ни у Изы не было в этом городишке никого знакомых, к тому же странный костюм Изы не позволял раскрывать тайн ее маскарада. Мы постояли перед широкой лестницей, поднимавшейся в игорные и буфетные залы, откуда несся слитный шум голосов.
— В этот храм пока входа нет, — сказала Иза. — Ну, потерпим, дружок, завтра мы устроимся. А сегодня доверимся чутью возницы.
Мы вышли снова на улицу.
— Куда ты возишь ночью молодых и старых? — спросила Иза извозчика.
— Известно куда, к Опалихе.
— Ну, вези и нас.
Извозчик тронул.
— О чем ты думаешь? — коснулась моего рукава Иза.
— О том, что я сейчас спрыгну с дрожек и предоставлю тебе одной опускаться в ямы этого города.
— Одну ночь, одну ночь, мой милый. Ну, будь тверд. Подумай сам, какой материал я даю тебе для твоих окончательных решений. Если уж отрясать прах от мог твоих, как ты хочешь, то надо изведать все. Пусть уж накопится в душе отвращение ко всему полное…
— Пожалуй. Я сам так думаю…
— Ну, вот. Извозчик, поскорей.
Мы мчались вдоль длинной темной улицы, по которой шли кирпичные амбары, глухие, с запертыми железным болтом дверями, подле которых выли на цепях и веревках псы. Потом вынырнули из темных углов и закоулков на площадь, и в этот миг из-за обрывков туч выскользнул лунный серп и поплыл к дальним громадам туч, серебрясь и отсвечиваясь по их краям. На краю площади подымался дом с закрытыми окнами и большим тусклым фонарем у подъезда.
— Вот она, Опалиха, — ткнул кнутовищем извозчик.
— Подъезжай.
Мы поднялись по ступеням крылечка, вошли в полутемную переднюю, тускло освещенную маленькой керосиновой лампочкой, и остановились перед дверью, обитой войлоком. Я взялся за ручку двери и тронул ее. Звонка не было.
В стекле маленького окошечка я заметил какое-то движение. Кто-то взглянул на нас. Потом изнутри загремели болтом и дверь открылась.
Седенький маленький старичок, очень приличный, в траурном галстуке, черном с белым кантом, во фраке, ввел нас, приветливо здороваясь и показывая рукой на освещенную лестницу, по которой мы должны были подняться.
— Платье верхнее можете оставить здесь, а кроме того, по рублю за вход прошу у кассира заплатить.
Здесь же за решеточкой сидел другой старичок, дрожащие, узловатые коричневые руки которого протянули нам сдачу и какие-то два красные билетика, на которых карандашом были сделаны таинственные знаки. С этими билетиками мы двинулись по лестнице наверх.