покатились в обе стороны, закружился пепел, поднимаясь над кострищем. Удивительные тени маячили на балках, расселись по кирпичам; длинные косматые лапы хищно тянулись за чем-то, вытягивали цепкие костяшки пальцев, с каждым разом все более тонкие, нервные — дальше... выше... и отступили. Какое-то создание сонно шевелило там чудовищных размеров головой туда и обратно, скучно, однообразно... приняло вид вращающегося маховика: безумный оборот раз! другой!., лопнул со звоном... Тонкие и гибкие чувствительные щупальца развернули предательскую сетку теней: подстерегают... есть! Что-то помутилось, замерло, исчезло... Там, там, над водой, над зеленой... брр... что за чудесная головка... чарующие распущенные волосы, синие, влажные глаза... улыбка украсила коралловые уста, дитя у лона... Что?!.. Боже мой!., в омут!., оба!..
Я пришел в себя. Склонившийся надо мной стоящий рядом мужчина внимательно всматривался в черты моего лица; беспокойные глаза незнакомца впились в меня с непостижимой настойчивостью.
— Простите, — прошептал он, чуть приподняв дорожную фуражку, с которой стекала вода на прорезиненный плащ, — кажется, я прервал ваш сон.
Мне пока не удавалось как следует сосредоточить свои мысли для ответа.
— Видит бог, — невозмутимо продолжал он, — я устроился дьявольски непрактично. Будучи зачислен в судебную комиссию в качестве эксперта, я выехал вместе со всеми на место преступления. Только представьте — до смерти избили крестьянина в трактире в воскресенье. Вот скоты! Череп на затылке раскроили колом от забора. И вот, после того, как я управился с этим премилым делом, у меня осталось немного времени перед возвращением, пока судья должен был выполнить кое-какие формальности с солтысом*. Я пошел тогда в лес. Вы ведь знаете эти места — прекрасные боры, не так ли? И вы не поверите, но я заблудился с концами, не представляя, куда идти. Здешние жители говорят, что в лесах призрак путает людей... ха-ха! Вот и меня тоже
____________
* Должностное лицо в польской деревне.
- 13 -
какое-то лихо завело в чащу. Уже стемнело, и порядочно хлестал дождь, когда я наконец путаными неверными тропками выбрался на проселок. Естественно, было уже поздно, но, увидев за сильным ливнем ваш свет, я не мог оставить его без внимания... Вы ведь не собираетесь выставить меня из помещения?..
— Ну, это само собой разумеется, располагайтесь, пожалуйста, — ответил я с видимым усилием. — Впрочем, признаюсь вам, доктор, что я ожидал вас здесь.
Он посмотрел мне в глаза с выражением удивления. После небольшой паузы, снисходительно улыбаясь, он заметил:
— Мне кажется, что вы не можете справиться с остатками сна, в котором я вас застал. Вам самому, похоже, было не слишком весело дремать. Я мог некоторое время изучать ваше лицо: поначалу у вас на губах блуждала неопределенная улыбка, — о! такая же, как сейчас, — потом вспышка восторга, и...
— Ну сколько можно уже, пан!..
— Вы кричали...
— Я кричал!? Вы ошибаетесь! Это все иллюзия! Я вовсе не спал...
— Это странно... хотя... Возможно. Все это время вы ни на минуту не закрывали глаз. Только это выглядело так, будто вы совсем не замечали моего присутствия: на вашем лице застыло стеклянное, тупое выражение. Скажите мне — вы не испытываете иногда...
— Доктор! Оставим это, пожалуйста. Думаю, будет лучше, если вы снимете промокший плащ и повесите его над огнем.
— Пусть так и будет, — немного смущенно ответил он, снимая верхнюю одежду, которую затем растянул на решетинах под дымоотводным колпаком.
Только сейчас я смог как следует рассмотреть молодого человека с красивым лицом, окаймленным пышной темной бородой. Черные, сверкающие внутренней энергией глаза свидетельствовали о мужестве и твердости. Изящный, но без всякой франтоватости костюм подчеркивал сильную и стройную фигуру. Весь облик его дышал ядреной не¬
- 14 -
истощимой силой молодости и счастья. Невозмутимость горделивого чела и молодая здоровая улыбка, временами пробегавшая по узким губам, красноречиво свидетельствовали об этом.
Глядя на собеседника, я испытывал самые разнообразные чувства. Одно из них выделялось над этим неопределенным хаосом. Я чувствовал, будто что-то связывает меня с этим человеком: некая невообразимая, скрытая нить; меня охватила непостижимая нежность и заботливость по отношению к нему. В этом было что-то необычайно отвратительное: словно умиление палача над своей жертвой. Острая боль и жалость время от времени невыносимо донимали меня, но вскоре уступили непреодолимому, изначально проявившемуся чувству. Злобная судорога искривила мое лицо, формируя на нем сатанинскую, демоническую гримасу.
Доктор тем временем подтащил к костру кусок бревна и уселся напротив, согревая посиневшие от холода руки.
На минуту повисло тягостное молчание, только пронзительно скворчал огонь, да шепелявила вскипающая древесная влага... Затем тишину разорвал пронзительный голос филина-пугача, протяжный, жалующийся...
«Пора!» — бешеным порывом пронеслась у меня в голове мысль и погрузилась в сумрак души.