Демография

Марина Дяченко-Ширшова, Сергей Дяченко Демография

Был ноябрь. Суббота. День, прозрачный, как стеклышко, холодный и очень короткий.

Анюта сидела в кафе-подвальчике, а напротив сидел темноволосый парень по имени Леша. Полчаса назад они случайно познакомились на выставке восковых фигур.

Перед Анютой стояла на столе вазочка с мороженым и стакан с апельсиновым соком. Перед Лешей — чашечка кофе и «наперсток» с коньяком. Рядом в нетронутой пепельнице лежала нетронутая сигарета.

Анюта боялась лишний раз поднять глаза. Боялась ошибиться. Боялась, что Леша окажется не таким уж похожим на парня, которого Анюта видела однажды на цветной фотографии. А ей хотелось, чтобы сходство — или вера в сходство — подольше не исчезало. Чуть выдающиеся скулы, тонкий нос и очень темные глаза — «миндалевидные», повторяла про себя Анюта. Как у уссурийского тигренка.

Сладкая кашица на дне вазочки неумолимо заканчивалась. Анюта вдруг испугалась, что вместе с мороженым закончится и знакомство, тогда они выйдут из подвальчика, распрощаются — и все.

— Может быть, еще кофе или чая? — спросил Леша. Он избегал обращаться к Анюте напрямую — не знал, говорить ей «вы» или «ты». На «вы» получалось слишком натянуто, на «ты» — слишком развязно…

— Да, — радостно согласилась Анюта. — Чай…

Леша ушел к стойке, а Анюта посмотрела на свое отражение в металлическом плафоне настенной лампы. Вид был, словно в кривом зеркале, Анюта смутилась и полезла за пудреницей, и даже успела открыть ее — под столом, но в это время Леша вернулся, и Анюта тайком убрала зеркальце в сумку.

— Я попросил, чтобы музыку поменяли, — сказал Леша. И действительно — карамельная песенка, такая затертая, что Анюта почти не слышала ее, сменилась вдруг очень приличным джазом.

Толстенькая официантка принесла Анюте чашку чая с лимоном. Анюта взялась за ложечку, звякнула, помешивая, глядя, как отражается свет на горячей поверхности подкрашенной сладкой воды.

И наконец-то завязался разговор.

Итак, Леша был студентом политеха. В будущем видел себя классным инженером. Подрабатывал радиомонтажником в какой-то мастерской, потому что любил запах расплавленной канифоли. Много читал — в основном те же книги, что и Анюта. Театр не любил, считал скучным, предпочитал кино.

Анюта взялась переубеждать. Вызвалась собственнолично проводить нового знакомца на самые интересные и значимые, с ее точки зрения, драматические спектакли; Леша признался, что у него на неделе мало времени и, честно говоря, цена билетов очень часто огорчает студента… И плавно перешел на обстоятельства Анютиной жизни: а она где учится?

Анютин чай остыл. Ломтик лимона раскис и разбух, а она все помешивала, помешивала ложечкой, а стрелка часов на запястье все ползла и ползла, и скоро — через пять минут — надо будет подниматься и уходить…

— Я на демографии учусь, — сказала Анюта, одновременно гордясь и стесняясь.

Леша сидел перед ней, глаза у него были уже не миндалевидные — круглые глаза, будто две темные виноградины.

— На демографии? Что, на первом курсе?

Анюта и без него знала, что выглядит моложе своих лет.

— На третьем, — сказала она, чувствуя, что ей неприятно Лешино удивление. — А что такого?

В последних ее словах прозвучал неприкрытый вызов.

— Так что, — тихо спросил Леша, — у тебя уже дети есть?!

— Сын, — сказала Анюта с достоинством.

— Сколько же тебе лет?

— Девятнадцать, — Анюта подняла подбородок.

Леша молчал.

— А второй ребенок появится весной, — сказала Анюта, будто намереваясь его добить. — А всего их будет восемь или девять, потому что я собираюсь в аспирантуру. И, знаешь ли, не надо делать такое лицо… И вообще — до свидания.

Она поднялась, чувствуя, что надо убираться как можно скорее — раньше, чем слезы одолеют хрупкую плотину ее гордости. Секунда ушла на то, чтобы оценить расстояние до дверей в туалет… Но если она разревется в туалете, то все кафе потом станет свидетелем ее позора, да и время поджимает, нельзя ведь сидеть в сортире — в слезах — до полуночи…

И она пошла к входной двери, изо всех сил сдерживая детский обиженный рев. Она не могла понять, что именно вогнало ее в истерику — моментально, на ровном месте! Ведь и прежде ей встречались парни, относившиеся к ее будущей профессии чуть ли не брезгливо; странно, тогда это ее нимало не заботило. Были и другие — те клевали на «девочек с демографии», как голодная рыба на толстого червя…

И на тех, и на других она плевать хотела с высокой колокольни.

— Аня! Погоди!

Ее поймали за рукав. Анюта, не глядя, вырвалась; надо же, все кафе стало свидетелем бурной романтической сцены…

Она вышла на улицу. Было уже темно. Холодный ветер продувал насквозь, Анюта знала, что ей нельзя простуживаться.

— Аня… Да я же ничего такого не хотел! Да чем же я тебя обидел, послушай! Ну прости, я просто от неожиданности, я ничего такого не думал, и думать не думал… Да стой же!

За углом ветра не было, и Анюта наконец-то остановилась.

— Ну скажи, почему ты обиделась? Я просто никогда не видел девочек с демографии, я же не знал, что они такие!