Демогоргон

К тому же, на обратном пути случилось нечто очень странное и Трэйс все никак не мог выкинуть это происшествие из головы. Оно относилось к разряду таких, которые даже частично осмыслить удается лишь через некоторое время, а окончательно понять — гораздо позже и по здравом размышлении.

В районе доков, когда они проходили мимо старой гречанки, сидевшей за столиком с разложенными на нем кружевами, Амира остановилась и взяла тонкую кружевную салфетку, чтобы полюбоваться искусной работой. Старуха тут же вскочила, подняла свое кружево — продемонстрировать его качество на фоне голубого неба, при этом случайно встретилась с Амирой взглядом…

… и тут же отпрянула, пошатнулась и едва не упала. Трэйс услышал, как она пробормотала:

— Ай! Калликанзарос! КАЛЛИКАНЗАРОС!

Какой-то паренек — возможно старухин внук — подхватил ее и осторожно усадил обратно на стул. Амира развернулась и быстро пошла прочь. Трэйсу пришлось догонять девушку едва ли не бегом.

И вот теперь ноги сами несли его обратно на то место. Старухи уже не было, но юный грек все еще стоял у столика, складывая кружева и видимо готовясь уносить товар в дом. Трэйс обратился к нему:

— Эээ, ты говоришь по-английски?

— А? — парнишка поднял голову. — Англиски? О, да, мой говорить. — Тут он узнал Трэйса и на мгновение глаза его расширились. — А! Ваш леди, да? Мой извиняться. Бабка… — Он почесал за ухом, затем развел руками, склонил голову на плечо и пожал плечами. — Мой извиняться.

Трэйс вытащил бумажку в пятьдесят драхм — в сущности мелочь — и протянул парню. — Скажи мне, что такое эээ… Калликан… ээ… Калликан…

— Калликанзарос?

— Да, точно, Калликанзарос! Что это?

— Ошень плохо, — тут же отозвался. — Дьябол! — И он сделал пальцами рожки над головой.

Трэйс нахмурился, повернулся было, чтобы уйти и пробормотал:

— Сумасшедшая старуха!

Но парень услышал его слова и, выскочив из-за столика, преградил ему путь.

— Нет сумашедший! — Он отчаянно помотал лохматой головой как бы яростно отрицая услышанное. — Она нет. Она есть "i kali gynaikes! "

Уже в отеле, Трэйс спросил владевшего английским управляющего, что такое «i kali gynaikes».

— Это означает «хорошая женщина» — с улыбкой объяснил ему грек. — Мудрая, очень одаренная женщина. Женщина, которая может лечить руками, которая видит все. Даже то, чего не видим мы. На Родосе еще осталось несколько таких.

Трэйсу ничего не оставалось, как сказать "О! " и ретироваться. Но управляющий остановил его.

— Прошу прощения, вы ведь, кажется, недавно ходили гулять. Да? С мисс Гальбштейн?

— Точно, — ответил Трэйс. — Верно, было дело.

— Она спустилась вниз и оставила вам вот это, — Он протянул Трэйсу путеводитель по Родосу. Трэйс сразу же перестал хмуриться. Амира ведь сказала, что она на Родосе в первый раз, и он тогда подумал, не лжет ли она, но путеводитель сразу рассеял все его сомнения. Ведь в нем было написано как раз то, что она ему рассказывала.

Дьявол? Ну нет, уж кто-кто, но только не Амира Гальбштейн. А если и да, то очень умненький, и ужасно хорошенький дьяволенок.

Но, хотя теперь Трэйс и чувствовал некое облегчение, всю дорогу до своего номера он сильно прихрамывал…

ГЛАВА ВТОРАЯ

Действительно, ЛЕТАЮЩАЯ КРОЛИЧЬЯ КЛЕТКА! — подумал Трэйс. Очень верное сравнение. Самолет с квадратным фюзеляжем, с квадратными крыльями и с дверцей позади, похожей на заднюю дверь автомобиля, особого доверия не внушал. Просто крылатый серый микроавтобус с серебристыми полосками, да к тому же пилот производил впечатление человека, который еще вчера пас в горах коз!

Утром Трэйса разбудили по телефону, он поднял трубку, ответил… а после этого снова заснул! Когда до него наконец дошло, что кто-то стучится в дверь, на часах было уже 7. 40. Он соскочил с постели, мигом оделся, не стал ни умываться, ни бриться, а опрометью бросился с чемоданом вниз по лестнице. В баре он на скорую руку перехватил холодной яичницы с беконом, запил ее жидким кофе, вылетел на улицу и поймал такси — древний «мерседес», мотор которого задыхался и кашлял как динозавр-астматик.

В аэропорту Трэйс оказался лишь в 8. 25. Таможенное оформление не заняло много времени , а затем он отправился к стоявшему на другом краю летного поля самолету — сначала по асфальту, а затем по бетону. Но пройдя половину пути, с глазами, запорошенными песком, совершенно мокрый от пота, вдруг перестал торопиться.

К тому времени самолет был уже как на ладони — на крыше угловатой кабины на коленях стоял пилот, занимаясь заправкой. А совсем рядом с этим тупорылым крылатым сооружением виднелся автозаправщик, водитель которого сидел на переднем бампере, а в уголке его рта торчала незажженная сигарета.