Вот так — неосторожная фраза и опять прошла любовь, завяли помидоры. Экая резкая ты дама, Валентина. Избаловали тут тебя. Надо будет после всех этих мероприятий заняться твоим воспитанием. Тем более, если я подтвержу свой статус, это можно будет делать на законном основании. Ну, там видно будет, а сейчас надо ее как-то успокоить.
— Ладно, Волеслава, извини — немного нетрезв, вот и наговорил лишнего, — примиряющим тоном выдал я.
— Мужчина, а тем более посланец богов, должен контролировать свой язык в любом состоянии, или однажды может его лишиться. Вместе с головой, — отчеканила жрица.
С этим трудно было не согласиться.
— Постараюсь воспользоваться твоим советом,
Валька, похоже, чуть остыла. Подозрительно глянула на меня — не издеваюсь ли? Я смотрел в ее глаза с искренним, пусть и слегка хмельным, раскаянием.
— Хорошо, — уже почти спокойно сказала она. — Я пришла спросить, что делать с варангом, которого ты, почему-то не убил. Хотя и должен был.
— Кому это я здесь что-то должен?
Терпеть не могу, когда меня пытаются заставить делать то, что делать не хочу, тем более убивать человека.
Валентина, кажется, слегка смутилась, но, все же, продолжала гнуть свое.
— Пророчество говорит о четырех испытаниях, которые должен пройти посланник, чтобы доказать свою истинность. И в первом он должен убить мечом противника в поединке. Убить, — выделила она последнее слово.
— Посланник богов лучше знает, что ему делать с побежденным противником, — отрезал я. — Кстати, где он, сейчас, и как у него с головой?
— С головой все в порядке, — криво усмехнулась Валька. — Это же варанг, а они всегда крепки на голову. Один, говорят, на спор пробил головой ворота вражеского города вместо тарана. Так, что своим ударом ты его просто погладил. А сейчас сидит в порубе. Ждет казни — он же приговорен, а с задачей убить тебя, не справился.
— И за что его приговорили?
— Был повязан дружинниками во время грабежа веси, неподалеку отсюда. Грабил, конечно, не один — со своим хирдом. Но всех, кроме него побили.
— Понятно, — протянул я. Не столь уж и великое преступление по средневековым меркам. Да и работа у него такая. — Пусть сидит, где сидит. Когда пройду испытания, напомни о нем.
— Кстати, — вспомнил, заинтересовавший меня во время поединка момент, — все варанги так, хорошо говорят по-русски?
— По…. Что? — явно не поняла меня Валентина.
— Ну, я хотел сказать, по-славски, в смысле, на славском языке?
Валька опять меня не поняла.
— Что значит — славский язык? Язык, он и есть — язык.
Теперь ее не понял я.
— Ну, как же. Славы говорят на славском языке. Варанги должны говорить на языке варангов. Румийцы — на румийском.
— С чего бы это? — изумилась жрица. — Язык он один на всех.
— Ты хочешь сказать, что все народы говорят на одном языке? — теперь пришел черед изумляться мне. — Одинаковыми словами?
— Ну, есть, конечно, разница. У морских народов есть слова, которых нет, допустим, у жителей пустыни, потому что у них нет таких предметов, или понятий и наоборот. Но основные слова звучат одинаково. А что, в Ирии и этого не знают? — в голосе Вальки снова зазвучало плохо скрытое сомнение в моей сущности.
— В Ирии, наверное, знают, — пробормотал я. — Вот, только мне об этом сообщить забыли.
Дурдом, какой-то, а не мир. Или, все же бред умирающего мозга? Что-то, только, долго помирает. Ну да я не в претензии.
— Вы позволите мне уйти, господин? — с показным смирением склонила голову Валентина.
— Да, конечно…. - буркнул я.
— Не увлекайтесь вином и ложитесь спать пораньше, — посоветовала она на прощание. — Завтра опять тяжелый день.
— Кстати, в чем будет заключаться завтрашнее испытание? — задал, волнующий меня вопрос.
Валентина, уже открывавшая дверь, обернулась, многообещающе усмехнулась и ответила:
— Завтра и увидите.
Вот ведь зараза! Впрочем, другого ответа от нее и не ожидал. Спросил так, на всякий случай — вдруг проговорится. Я повернулся, к сидевшему по стойке «смирно» во время нашего разговора Туробою и пожаловался:
— Не говорит. А ведь знал бы, что будет — смог бы подготовиться. Хотя бы морально. И ты сказать ничего не можешь. Писать, наверное, тоже не обучен?
Богатырь сожалеющее развел руками. Ну да, откуда деревенскому парню знать грамоту. Даже если бы знал, не факт, что пишут они здесь кириллицей. Впрочем, если и ей — не удивлюсь. Может даже с соблюдением всех правил современной мне русской грамматики. Кстати, до сих пор не видел здесь никакой писанины. Письменность-то у них есть, вообще? Ладно, посмотрим.
Так, пить расхотелось. Есть — тоже. Спать, вроде рановато — солнце в самом зените. Полдень, судя по всему.
— А не пойти ли нам прогуляться? — предложил я своему молчаливому другу.
Туробой с готовностью встал из-за стола.