Демгородок

– Без трех минут четыре. Для сердечников самое время…

– Укол-то хоть сделали?

– А как же! Без укола никак нельзя.

Они сели в комендатурский «газик» и, прыгая на ухабах, помчались к демгородковскому автохозяйству. Конечно, это было нелепо: где-то хрипит умирающий, а сержант спецнацгвардейцев везет шофера-ассенизатора, временно замещающего травмированного водителя «санитарки», в гараж вместо того, чтобы давно уже на первых попавшихся колесах домчать больного старика в клинику. Но так, увы, не только в Демгородке – так везде. «И запрягаем долго, и ездим хрен знает как!» – антипатриотично вздохнул Мишка.

– Жалко Ленку! – неожиданно сказал Ренат. – Папаша помрет – на тебе девчонка останется.

– Почему на мне?

– Сволочь ты голубоглазая! Думаешь, любовь – это только когда ты на ней?

– При чем тут любовь? – чтобы выиграть время, переспросил Курылев.

– Значит, ты девчонке жизнь просто так испакостил?

– Почему это испакостил?

– Ну, Курылев! Ну, почемучка с ручкой! Она уже три медосмотра пропустила…

Сержант так крутанул «баранку», что Мишка чуть не вылетел из машины.

– А ты что, следишь за нами?

– Слежу.

– Спецнацзадание?

Ренат даже оторвался от дороги и с интересом поглядел на Курылева, соображая: случайно тот ответил так удачно или просто раньше дурачком прикидывался?

– Если б задание, ты уже давно бы не ассенизатором, а дезактиватором работал! Понял?

– Понял, – без затей кивнул Мишка.

Они уже подъезжали к Демгородку, и на сторожевых вышках, стилизованных под теремки, можно было разглядеть часовых, топтавшихся возле крупнокалиберных пулеметов. Солнце еще не взошло, но над лесом облака уже светились изнутри рыжим огнем. Простояли еще на третьем КПП. Молодой бестолковый сержант куда-то звонил, потому что, понимаете ли, после угрожающих писем президентам и мордобоя возле «Осинки» пропускной режим ужесточили. В довершение всего он еще стал дотошно осматривать «газик».

– Львов ищешь? – презрительно спросил Хузин.

– Согласно приказа! – бодро ответил тот.

К домику № 55 подрулили, когда солнце уже взошло и висело над лесом, точно новенькая медаль «За верность России». На крылечке стояли два спецнацгвардейца с автоматами и дежурный санитар в белом халате. Они курили, ржали и жрали крупную клубнику, насыпанную в белую докторскую шапочку, которая в нескольких местах пропиталась кровавыми пятнами.

– С прибытием, господарищ сержант! – поприветствовал спецнацгвардеец.

– Ну как он? – сурово глянув, спросил Ренат.

– Готов.

– Острая сердечная недостаточность, – пояснительно добавил санитар.

– А где № 55-Б?

– Рыдает. Я хотел ее осмотреть, чтобы лишний раз в медпункт не гонять. Не далась – гордая…

Спецнацгвардейцы захохотали и игриво посмотрели на Курылева – источник их эротических отдохновений. Изолянт № 55, Борис Александрович, отец Лены, лежал, вытянувшись на кровати, и, казалось, просто спал с открытым ртом. Она сидела рядом, смотрела в пространство и держала обеими руками неживую ладонь отца.

– Жаль, что так получилось… – помолчав, выговорил Ренат. Лена в ответ только пожала плечами.

– Он успел? – совсем уже по-другому, строго и тихо спросил сержант. Лена еле заметно наклонила голову.

– Ты запомнила? Лена закрыла глаза – то ли подтверждая, то ли потому, что не могла сдержать слезы.

– А что она должна запомнить? – встрял Мишка, с удивлением глядя на них.

– Не твое дело! – отрезал Ренат и выглянул в окно. – Я пойду с гробом разберусь, а ты поговори с этим Калибаном! Теперь все от него зависит. Времени мало, сейчас «похоронка» припрется! Ты меня поняла?

– Поняла, – отозвалась Лена, и Мишка не узнал ее голоса.

«Похоронкой» в Демгородке называлась комиссия, состоявшая из начальника учетно-финансового отдела подъесаула Папикяна, главврача и представителя изолянтской общественности. Именно они актировали усопшего, после чего покойника на «санитарке» под обязательной охраной спецнацгвардейца везли в областной крематорий. Это была нелишняя предосторожность: время от времени случались нападения на машины «скорой помощи». Избавитель Отечества, несмотря на титанические усилия, пока не мог окончательно искоренить торговлю человеческими органами для пересадки – бизнес, ядовитыми цветами распустившийся при демократах. Одного пойманного «почечного барона» адмирал Рык приказал самого «с потрохами» пустить на трансплантацию! При этом он сказал: «На Страшном суде ангелам придется потрудиться, выковыривая эту сволочь из добрых христиан!». Поговаривали, что глубокозаконспирированные «Молодые львы демократии» тесно связаны с «почечными баронами» и финансируются ими…

– Миша! Помоги мне! – вдруг громко, почти истерично крикнула Лена.

Решив, что ей стало плохо, Курылев бросился к кровати и схватил Лену за плечи. Только тут он заметил, что веки у покойника сомкнуты неплотно и поэтому кажется, будто он незаметно подсматривает за ними.

– Ми-иша! Ты должен мне помочь! – повторила она. – Я здесь больше не могу… я боюсь… Они убьют нашего ребенка!

– Почему ты мне раньше ничего не сказала? Почему о нашем ребенке мне говорит Хузин? – с обидой спросил Курылев.

– Я боялась…

– Чего?

– Я всего боялась…