ДЕМГОРОДОК

Культурно-историческое общество имени матери адмирала Антонины Марковны Рык (в девичестве Конотоповой) выросло в Демгородке на базе легального кружка "Переосмысление", основанного изолянтом № 739 – бывшим столичным префектом. В свое время он печально прославился тем, что продал иностранцам набережную Москвы-реки от Крымского моста до высотки на Котельниках, причем левую сторону – голландцам, а правую – южноафриканцам. Едва учредившись, общество обратилось в инстанцию с убедительной просьбой разрешить на сцене демгородковского клуба поставить какую-нибудь пьесу с активно-благонамеренным сюжетом. Узнав про затею огородных пленников, Избавитель Отечества поначалу только усмехнулся, а потом задумался и принял, как всегда, необыкновенное решение: он приказал специально для изолянтского драмкружка написать драматическое произведение, где популярно и образно излагалась бы история краха псевдодемократического антинародного режима. Более того, в будущем спектакле поселенцы должны играть не каких-нибудь воображаемых пресонажей, а самих себя! Что и говорить, задача ставилась нелегкая, ведь речь шла о совсем еще свежих, не улегшихся в прокрустово ложе исторической науки событиях. Объявили конкурс с большим премиальным фондом. К всеобщему изумлению, победил драматург Вигвамов, известный своими трагедиями из жизни Льва Троцкого, а в последние годы работавший ночным разносчиком пиццы в Филадельфии. Поскольку никаких дипломатических отношений между Россией и США в ту пору не существовало, Вигвамов был обменен на американского эксперта по разоружению, которого в момент переворота обнаружили в Главном бункере: он пил виски со льдом, положив ноги на пульт с российской ядерной кнопкой. Первое публичное чтение пьесы "Всплытие" состоялось в демгородковском клубе вместо очередного воспитующего фильма и вызвало возмущение даже большее, чем ненавистная порнуха. Подавляющее большинство изолянтов (за. исключением активистов драмкружка) наотрез отказалось исполнять роли, откровенно говоря, списанные с них самих, и пригрозило переправить коллективный протест в Международный Красный Крест! Толстый подполковник Юрятин, задыхаясь, бегал по сцене и грозил ввести беспрерывный показ порнографической кинопродукции. Бесполезно! С докладом о возникших трудностях в Москву на вертолете вылетел генерал Калманов. Избавитель Отечества его принял, спокойно выслушал и, поигрывая серебряной подзорной трубочкой, подошел к заиндевевшему окну своего кремлевского кабинета. "А зима-то какая нынче, – молвил он. – Настоящая русская зима!" После этого в Демгородке начались непрерывные перебои с углем, и центральная котельная в целях экономии была вынуждена снизить температуру в изолянтских домиках до критической: чай, конечно, в стакане не замерзал, но ложечка в него всовывалась уже с трудом. Повторная читка пьесы состоялась в хорошо натопленном клубе и прошла – извините за невольный каламбур – в гораздо более теплой атмосфере, нежели предыдущая. Драматург Вигвамов, примечая в зале знакомые лица, приветливо кивал, охотно отвечал на вопросы, а в случае доказательных претензий шел на разумные уступки будущим исполнителям. Так, например, изолянт № 21 (бывший вице-президент) запротестовал против того, что по ходу пьесы он должен поднять окурок и швырнуть его в президента. Разумеется, все прекрасно знали: вскоре после выборов отношения между этими двумя политиками не заладились, и президент, пользуясь своим служебным положением, отстранил вице-президента от государственного кормила, поручив ему блюсти санитарно-гигиеническое состояние улиц. Каждое утро, отправляясь на службу в Кремль, президент останавливал свой кортеж и посылал любимого пресс-секретаря подобрать на тротуаре окурок пообмусоленнее. А приехав на работу, глава государства ногой распахивал дверь кабинета вице-президента, смотрел исподлобья и швырял на ковровую дорожку подлый чинарик. Ясное дело: когда адмирал Рык в своей знаменитой шифрограмме потребовал немедленного отстранения от власти антинародного президента, вице-президент сам вызвался встретить шефа в аэропорту и арестовать. Но, увидав своего притеснителя, энергично спускающегося по трапу в окружении советчиков, он так разволновался, что машинально закурил и, сделав несколько глубоких затяжек, бросил сигарету себе под ноги. А президент, вовсе даже не собиравшийся списывать себя в исторический архив и рассчитывавший смелым нахрапом повернуть события вспять, подошел к нему вплотную и процедил сквозь зубы: "Ну-ка подними!" Вот в этом самом месте и разошлись взгляды драматурга Вигвамова и прототипа-исполнителя. По пьесе вице-президент после мучительного раздумья поднимает окурок и тут же бросает его в лицо своему обидчику, что, собственно, и стало сигналом к аресту, который ловко и с удовольствием осуществила группа захвата не без помощи личных телохранителей президента. Но в реальности вице-президент никаких окурков, конечно, не поднимал, а просто громко и крайне непечатно выругался, что, собственно, и послужило сигналом к заламыванию рук. После долгих споров сошлись на следующем художественном прочтении исторического факта: изолянт № 21 окурка не поднимает, но энергично топчет его ногами, бормоча при этом невнятно-гневные слова. Ободренный уступчивостью драматурга, попытался добиться послабления и поселенец №36 (один из многочисленных бывших премьер-министров). Узнав о восторженной встрече, оказанной адмиралу Рыку во Владивостоке, и его триумфальном шествии по Сибири, когда за увитым цветами поездом Избавителя Отечества с песнями бежали тысячи людей, смертельно испуганный премьер-министр по ходу пьесы говорит: