Читаем Дембельский аккорд полностью

— Я же говорил, что у меня что-то торчит в бочине, а вы не верили.

— Ну ладно, мужики, давайте закругляться, пора сваливать отсюда, — скомандовал ротный и, посмотрев на Качка спросил:

— Ну, как ты, Андрей, в госпитализации нуждаешься?

— Да нет, товарищ старший лейтенант, со мной все будет нормально, бывало и похуже, — ответил Качок.

— Ну, тогда по машинам, и вперед, — махнув рукой, сказал ротный, и направился в свой БТР.

<p>Мина</p>

— Урал, перебинтуешь Качка в БТРе, — сказал я Уралу, потом подхватил за руку Качка, Хасан взял его с другой стороны, и мы направились в БТР. Качок держал рану куском бинта, между пальцев сочилась кровь. Мы подвели Качка к десантному люку, дальше он полез сам. Хасан и Сапог запрыгнули на броню, а я полез в люк за Качком, поддерживая его сзади.

— Юра, да не пекись ты обо мне, я нормально себя чувствую и сам смогу залезть, — сказал мне Качок.

— Ну, мало ли чего, вдруг тебе помощь нужна.

— Нет, не нужна, да и вообще, я уже залез.

Я тоже залез в БТР и захлопнул люк.

— Ну как все, на месте? — спросил Туркмен.

— Да, все. Поехали давай, — сказал я.

— Духа нету, которого я притащил, — опомнился Урал.

— А где он? — спросил я.

— Там впереди БТРа лежит, — ответил Урал.

— Да на хрен он сдался, этот твой дух, — сказал я Уралу, и крикнул Туркмену:

— Туркмен! Там где-то впереди БТРа дух раненый лежит, переедь через него.

— Щас сделаем, какой базар, — ответил Туркмен.

БТР сначала отъехал назад, потом резко двинулся вперед.

— Аля, бесмеля, готов душара, — произнес Туркмен.

В командирский люк заглянул Хасан и выкрикнул:

— Э-э, мы духа задавили!

— А тебе что, жалко его стало? — спросил Туркмен.

— Да в общем нет, ну я думал, может, взяли бы его с собой, да поприкаловались бы с него.

— Что, за два года не наприкаловался еще? — сказал я Хасану.

— Да он, наверно, снюхался с этим духом, пока они там базарили, — приколол Хасана Туркмен.

— Да, кстати, а о чем вы там с этим духом трещали, а, Хасан? — спросил я его.

— Я спрашивал, откуда они.

— Ну, и откуда?

— С гор, там у них бой идет с десантурой, а эти раненых развозили по кишлакам, и тут мы им обломились, ну а дальше случилось то, что случилось, — ответил Хасан и голова его исчезла из поля зрения.

Урал разорвал санитарный пакет и достал бинт. Качок убрал руку с окровавленным шматком бинта, кровь хлынула из раны. Урал по быстрому начал перевязывать рану.

— Может, зашьем рану, Качок ты как на это смотришь? — предложил я.

— Смотрю отрицательно, ты и так мне чуть кишки не вырвал, — проговорил Качок, стиснув от боли зубы.

— Скажи спасибо, что рубашка развернулась так ровно, а то бы точно кишки вырвало.

— Да уж, ты прав, Юра, мне самому интересно, как это она так ровно распласталась.

— А куда ты ее денешь, а, Качок, на шее будешь таскать, да? — поинтересовался Урал.

— В жопу засуну, — простонав, ответил Качок.

— А ну, покажи, как ты это сделаешь? — спросил я Качка.

— Да пошел ты, и без того тошно. Черт что-то кровяна хлещет через бинт, — приподнимаясь и смотря на рану сказал Качок.

— Урал, на еще пакет, намотай побольше, — я подал Уралу еще один пакет.

— Качок! Как ты там, живой еще!? — крикнул Хасан, опять заглянув в командирский люк.

— Нет, не живой, помер ужо! — ответил ему Качок.

— Пусть будет земля тебе пухом, Качок, — опять крикнул Хасан.

— Аминь, — ответил Качок.

— Хасан, забей лучше косяк, — обратился я к Хасану.

— Осталось всего на косяк, и больше нету, — ответил Хасан.

— Забивай давай, приедем на место, у пацанов возьмем, — сказал я.

Хасан запрыгнул в командирское сиденье и принялся за дело, он достал иголку, насадил на нее кусочек чарса, потом подогрел его на огне от спички, и раздавил пальцами.

Мы часто так делали, грели чарс на огне, и пока он горячий, раздавливали его пальцами, а так он был прессованный и жесткий. Иногда мы отламывали от лепешки маленькие кропалики величиной со спичечную головку, но этот процесс был долгим, да и пальцы от этого болели, особенно указательный и большой, и ногти этих пальцев всегда нарывали.

Окно напротив командирского сиденья было закрыто защитным щитком, так как оно было выбито пулей от ДШКа. Хасан сначала привстал поближе к открытому люку, но там был ветер, который мог сдуть чарс с ладони, Хасан наклонился к Туркмену и стал забивать, пользуясь светом от его окна.

— Хасан, не мешай ехать, иди забей возле лампочки, — сказал Туркмен отталкивая Хасана.

— Дай забить, Туркмен, потерпишь пару минут, — возмутился Хасан и снова наклонился к водительскому окну.

— Хасан, сука! Над обрывом едем, не видишь что ли. Вали отсюда со своим чарсом, сейчас, вон, в пропасть улетим к чертям собачьим, — крикнул Туркмен и снова отпихнул Хасана. На этот раз Хасан перелез в десантный отсек, и начал забивать под лампочкой, плафоны в десантном отсеке были бледно-зеленого цвета, и видимость была плохая, но руки Хасана были с детства натренированны на это дело, и он без особого труда забил косяк. После чего посмотрел на нас, и спросил:

— Ну, кто будет?

— Все будут, чего зря спрашивать, — сказал я Хасану.

— Я не буду, мне и браги хватает, — ответил Туркмен.

— А я курну маленько, — отозвался Качок.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии