Хасан спрыгнул с брони и пошел в сторону отары, теперь уже и мы заметили баранов, их было около сотни, позади баранов шел пастух. Я догнал Хасана, и мы быстрым шагом направились в сторону отары. Минут через пять мы настигли баранов и остановились, поджидая пока чабан поравняется с нами. Бараны не спеша проходили мимо, на первый взгляд они неплохо выглядели, все были крупные и с большими курдюками.
— Сейчас я выберу заеб-тельского барана, — довольным голосом проговорил Хасан.
— Да они здесь все заеб-тельские, — спокойно ответил я, глядя на проходящих баранов.
— А я выберу самого заеб-тельского.
— Пусть хоть какого-нибудь даст.
— Кто!? Да я ему, душаре вонючему башку отрежу! Он сейчас мне всех баранов отдаст и еще спасибо скажет! — возмутился Хасан.
— Потом сам будешь наблюдающим ночью стоять.
— Да не ссы ты, Юра. Кто он такой?
— Кто бы ни был, а убивать его не стоит.
— Да кто собирается его убивать, если он по хорошему барана даст, то пусть живет себе спокойно.
— А если не даст?
— Даст, жить захочет — даст.
Пока мы болтали, пастух уже оказался напротив и, не обращая на нас внимания, продолжал идти дальше с таким видом, будто нас не замечает. Хасан окликнул его, пастух остановился. Хасан махнул ему рукой, чтоб тот подошел. Чабан постоял немного, потом медленно направился в нашу сторону, судя по его поведению, особой радости от встречи с нами он не испытывал. С виду он казался дряхлым стариком, но как часто таких вот дряхлых стариков приходилось встречать в горах с буром или гранатометом, и бегали эти дедки по скалам не хуже горных козлов.
Одет он был в выцветшие шаровары и сарбосовский китель, на голове была намотана чалма.
Хасан обратился к нему на таджикском языке, чабан начал что-то возбужденно отвечать, показывая рукой в сторону Грековского блока. Хасан, перебив чабана, стал на него кричать, а я стоял и наблюдал за ними. Мне было тревожно за Хасана, в таком возбуждении он мог вытворить все что угодно. Вдруг Хасан резко вытащил штык-нож из сапожка и приставил его к горлу чабана. Вот этого я и боялся и, подскочив к ним, схватил Хасана за руку, в которой он держал нож.
— Э, Хасан, ты че делаешь, оставь этого деда в покое.
— Юра, уйди нах-й! Не лезь, я сам разберусь с этим чертом. Он ох-ел ваще.
— Да знаю я твои разборки, сейчас завалишь его, а потом жди подлян от этих духов.
Бараны в это время продолжали идти дальше, и отошли от нас метров на пятьдесят, приближаясь к спуску в низину.
Хасан что-то крикнул чабану в лицо и, убрав нож от его горла, резко оттолкнул его, старик сделал пару резких шагов назад и чуть было не сел на задницу. После чего Хасан заткнул нож на место, вскинул автомат, передернул затвор и выпустил очередь по отаре баранов. Несколько крайних баранов повалились на землю, остальные с криком побежали дальше к речке. Я заметил, что два барана лежали и трепыхались в пыли, два лежали без движения, а один, прихрамывая на заднюю ногу, с криком бежал за отарой.
— Хасан, ты че делаешь — придурок!? — воскликнул я.
— Я бля сейчас все стадо перестреляю, и этого придурка пристрелю.
— Да объясни ты, че происходит?
— Не хочет давать по-хорошему, говорит, «на вас баранов не напасешься, если каждому давать, то баранов на всех не хватит», жалуется, что Грек одного барана забрал у него.
«Ну слава богу», подумал я, хоть пастуха Хасан не пристрелил. Чабан в это время что-то кричал, размахивая руками, постоянно вспоминая Аллаха.
— Че он кричит? — спросил я Хасана.
— Наверно хочет, чтоб я его застрелил, — сказал Хасан и ткнул дуло автомата в лицо пастуху.
Тот мгновенно заткнулся и уставился перепуганным взглядом в Хасана.
— Хасан только не убивай его, ну тебя нахер.
— Это будет от него зависеть, он кричит, что пожалуется нашему командиру на то, что мы издеваемся над мирными жителями и грабим их. Сейчас я ему пожалуюсь, рожа ох-.евшая.
Сзади послышались шаги, я обернулся и увидел Туркмена. Теперь я был за Хасана спокоен, Туркмен не даст ему напороть глупостей.
— Что за стрельба у вас тут!? — крикнул, приближаясь к нам, Туркмен.
— Да вон, Хасан рога мочит, — ответил я.
— Хасан, че такое? — спросил Туркмен.
— Че такое, че такое! Козел этот ох-ел ваще. По-хорошему барана дать не хочет, да и еще угрожает — душара вонючий. А откуда я знаю, может он дух, может он специально тут ходит и высматривает наши блоки, — рассуждал Хасан, тыкая чабана в грудь стволом автомата.
— Вон кто-то уже к нам едет, — сказал я пацанам, показывая на полосу пыли.
— Если это пьяный комбат, то пиз-ы получим, если замполит, то будем слушать лекцию о мародерстве среди советских военнослужащих, — выразил свою мысль Туркмен.
— Пусть уж лучше пьяный комбат, чем этот проповедник, — сказал я.
— А если это командир? — спросил Хасан.
— Не, командир не приедет, у него без нас делов хватает, — ответил Туркмен.
— Черт, смотрите, там два БТРа, сейчас и пиз-ы получим, и лекцию послушаем, — сделал я заключение.
— Я потом этого урода точно пристрелю, когда он обратно будет идти, — не унимался Хасан.