За этим занятием его и застала Елена Николаевна. Удивительно, но она даже не изругала мужа за пьянство. Глаза пожилой женщины блестели влагой, на лице играла какая-то странноватая улыбка, и это свидетельствовало, что пришла она с хорошими новостями.
— Жив-таки наш Илюшенька! — вместо приветствия произнесла она полушепотом, опасливо косясь в сторону соседней комнаты.
Отец Дембеля отставил бутылку, непонятливо взглянул на жену.
— Как?
— Да так! Представляешь — возвращаюсь домой, а навстречу Сергей Михайлович, сосед наш с первого этажа…
— И что?
— Видел, говорит, вашего сына, вчера днем.
— Где? — выдохнул отец.
— Тут, неподалеку. — Казалось, Елена Николаевна и теперь не верит, что у Ильи все в порядке.
— Во сколько?
— Днем… Где-то перед обедом.
— Он не ошибся?
— Да что ты! Сергей Михайлович — человек трезвый, серьезный, зря языком молоть не станет. Только, говорит, лицо у Илюши уж больно побитое.
— Разговаривали они? — дрогнувшим голосом спросил Корнилов-старший.
— Да. — Мать вновь покосилась на комнату, где сидели бандиты. — Илюшенька просил передать, что жив-здоров и у него все в порядке. Сергей Михайлович сказал, что настроение у него нормальное, все такое…
— Фу-у-у, — Сергей Иванович с облегчением вновь выдохнул из себя воздух, — ну, слава богу…
— Только понять не могу — почему он сам до сих пор не объявился? — заморгала Елена Николаевна.
Отец коротко кивнул в сторону комнатки, из которой то и дело доносились голоса Антипа и Прокопа.
— Неужели не ясно? А то с чего они тут вторые сутки торчат? До меня только сейчас дошло: Илюху нашего ждут, вот что… Слава богу, сам догадался, что сюда пока соваться нельзя!..
…Переезд был назначен на следующий день.
Погрузились довольно быстро — часа за три. Не много же нажили Сергей Иванович и Елена Николаевна за десятки лет честной трудовой жизни: старенький кухонный гарнитур, платяной шкаф, трюмо, горку для посуды, холодильник с телевизором, швейную машинку, диван, три кровати, дюжину разнокалиберных стульев, книжные полки да полтора десятка ящиков с одеждой, посудой и мелким скарбом. К счастью, соседи, знавшие семью Корниловых с самого заселения дома, помогали, кто чем мог: грузили в машину вещи, носили тюки, раскладывали их в кузове, отпаивали Елену Николаевну валерьянкой… Трое мужиков из соседнего подъезда даже вызвались ехать за город, чтобы помочь разгрузить вещи.
Конечно же, некоторые из соседей уже знали о причинах переезда, другие, ловя на себе значительные взгляды Прокопа с Антипом, только догадывались, но никто ни о чем не спрашивал стариков. Переезжают — значит, так надо. Но их, соседское, дело — помочь.
Взглянув на окна родной квартиры в последний раз, Елена Николаевна утерла покрасневшие глаза платочком и полезла в кабину. Сергей Иванович уселся в кузов.
Удивительно, но в кузов полез и Прокоп.
— Подвинься-ка, дед, — властно приказал он Корнилову-старшему, сидевшему на единственной свободной табуретке.
— Зачем? — Отец Дембеля явно не понимал, с какой это радости Прокоп решил отправляться вместе со всеми.
— Затем, что я так сказал. — Шуганув старика с табуретки, тот уселся, прислонясь спиной к тюку с одеждой.
Ехали молча.
Сергей Иванович курил, прикрывая сигарету от встречного ветра, то и дело бросая в сторону бандюка взгляды, полные скрытой ненависти. Корнилов пытался понять — для чего эта бритоголовая сволота отправляется в деревенскую хибару. Не вещи же помогать разгружать — вон, когда машину грузили, стояли, скоты, в сторонке, покуривали, посмеивались, скабрезностями сыпали…
И лишь когда грузовик выкатил за городскую черту, до старика дошло очевидное: теперь бандюки разделились. Тот, что похож на откормленного бычка, остался ждать Илюху в опустевшей квартире! А этот жирный блондин будет пасти его в загородном поселке…
Предупредить бы сына…
Да как его найдешь?
Городок хотя и небольшой, но скрыться и тут можно. Остается надеяться лишь на его осторожность да благоразумие.
— Етить твою мать! — в сердцах выругался Сергей Иванович.
— Это ты кому, старый? — подозрительно поинтересовался Прокоп.
— Да так, никому… — Старик бросил через борт окурок. — Своим мыслям…
Никто не сделает человеку так плохо, как может сделать себе он сам.
В справедливости этого старого как мир утверждения Прокоп убедился на следующий же день своей жизни за городом.
Нет чтобы тогда, на трассе, накачать сынка этих пролетариев-ложкомоев водярой прямо в салоне «скорпа», как и советовал Жорик, а затем, выбросив бесчувственное тело на шоссе, аккуратно переехать его машиной! Пил же с ним сам, тосты говорил, напутствия предсмертные… Хотел чтобы все красиво вышло, как в импортных видеофильмах. А в результате получилась исключительная кака. Бычара удрал, маленько подпортив зажженной сигаретой прокоповскую вывеску, Сникерс рвет и мечет, не сегодня-завтра обо всем станет известно Василию Николаевичу!
И тогда…