Дем Санд. Странствия меча

– Слезай, родной, слезай, – прогудела гномелла, помахивая палицей, снова едва не угодив по коленям своему чешуйчатому приятелю. – За лошадкой-то мы присмотрим, ты спокойсь. И вещички твои очень нам пригодятся. Мы же люди бедные. – И меленько так захихикала, тряся косичками в бороде.

Её поддержал полуглорк хриплым, захлебывающимся реготом. Видимо, это была демонстрация тонкого юмора. Только я не ценю, поскольку снова стало жечь бок, и настроение стало портиться. Привычно приказываю себе:

Отпустить – раздражение, злое дурное веселье, подкатившее к самому горлу.

Руки на миг напрячь и расслабить. Плечи – расслабить, локти – освободить, дыхание…

Шайка продолжила попытку взять нас с Буцефалом в кольцо, для устрашения щерясь, кто как мог, подбадривая друг друга, тыча перед собой оружием. Тыкать, кстати, невежливо, я и обидеться могу.

– Господа – и дама! – в последний раз пытаюсь воззвать я к их благоразумию, коленями дав коню новый сигнал. – Давайте же разойдемся с миром!..

– Вот и покойся с миром! – взвизгнул хариец, которому надоело получать тычки от низкорослой разбойницы. Отпихнув её в сторону, он ринулся вперед, размахнувшись тяжелым топором, очевидно намереваясь располовинить меня. Надеялся, что ли, вдвое большую «пошлину» получить?!

"Давай!.." – беззвучно командую найтмару, и тот рывком с коротким низким ржанием бросается вперёд. В то же мгновение, словно ослабнув, валюсь из седла. Да не в бок, а через широкий круп скакуна, превращая мнимый обморок в хорошо отработанный кувырок. Буцефал, красавец мой вороной, перемахнул взвизгнувшую гномеллу и налетел грудью на окаменевшего, раззявившего пасть полуглорка. От такого тарана разбойника унесло в кусты, да с такой силой, что листья тучей взлетели.

В то же время разогнавшийся хариец попросту не смог остановить колун. Топор ухнул пустоту, образовавшуюся на том месте, где вот только-только стоял огромный конь. Увлеченный собственным движением и весом оружия, пустынник невольно сложился пополам, загоняя лезвие глубоко в лесной дерн.

Я тут же подкатываюсь к нему, приземлившись после десанта с коня на полусогнутые ноги. Все три глаза харийца – как его там? Жмур? – делаются круглыми и розовыми. Пуговки, а не глаза! Разве что не перламутровые. Рот его не успевает даже открыться для вопля, когда он замечает рукоять меча, на которой уверенно лежит моя рука.

Все так же на полусогнутых придвигаюсь близко-близко к горе-лиходею – и подаю меч вместе с ножнами вперёд и вверх. Окованное металлом оголовье бьет точно промеж трёх выпученных глаз. Жмур всхрюкнул, пустил слюни и повалился лицом вперед. Отскочив, даю ему рухнуть рядом с топором, так и торчащим рукоятью вверх. Сразу, одним движением, выпрямляюсь и разворачиваюсь к остальной шайке. Быстро оцениваю ситуацию.

Буцефал выплясывал в стороне, скаля здоровенные плоские зубы и вскидываясь на задние ноги. Тяжелые, блестящие серебром копыта его передних ног опасно свистели над головами обоих тролланов, честно выполнявших приказ атамана. На двоих им хватало соображения только на то, чтобы уворачиваться от выпадов найтмара. Так что их пока можно не брать в расчёт.

Оставшаяся троица разбойников таращилась то на меня, то на приятеля, замершего в весьма непристойной позе – задом к небесам, лицом в землю. На их физиономиях отчетливо читалось: зарубили чешуйчатого бугая! Как есть зарубили, вон прямо вот этим мечом, грызи меня упырь!..

И не докажешь ведь, что благородный касурский клинок так и не покинул ножен. Ибо звучит, звучит в ушах низкий рокочущий голос: «Меч этот поднимай только для неизбежной битвы…»

Да, наставник, конечно. Чтобы с этой шантрапой разобраться, хватит и рук. Или ног.

Гномелла опять оказалась шустрее остальных: то ли более отчаянная, то ли стрессоустойчивая. Она вся затряслась, лицо над бородой приобрело свекольный оттенок. Секундой спустя, издав басовитый рёв, она ринулась на таран, яростно размахивая дубиной.

Уклониться было не трудно, к тому же она глаза закрыла, продолжая неистово месить палицей воздух. Вот я и уклоняюсь, и разворачиваюсь, прихватив разбойницу за шиворот левой рукой. И встряхиваю так, как вытряхивают половичок от пыли. Ноги гномеллы тут же взлетели выше головы, задрав бесчисленные подолы её наряда. Взвизгнув, потеряв чувство опоры, она напрочь забыла о дубине, выпустив её из рук. Палица, крутясь пропеллером, пролетела пару метров, врезавшись в зад бессознательного Жмура-харийца. Тот даже не шевельнулся. Кремень-мужик!

Дав разбойнице рухнуть спиной о оземь, да так, что у неё всё дыхание отшибло на несколько минут, оборачиваюсь к оставшейся парочке. За пару-то секунд они ещё не успели нового плана придумать, нет? Или да? Тогда желательно, манёвр на отступление!