Дело рыжего киллера (эксцесс исполнителя)

— А так! Муж ведь к нему по-человечески отнесся. Обихаживал его, понимаете ли. Я даже одежду ему кое-какую от сына передала. Ясно, что когда из армии придет, все равно мало будет. На прошлой неделе мальчишка этот попросил помочь его деду, о котором он прежде и не говорил. Сказал, что дед живет один в Озерках, в частном доме и что будто бы на него постоянно «наезжают», хотят отобрать его участок, чтобы там строился какой-то новый русский. Мол, некому больше защитить дедулю. Что Никитину оставалось делать? Решил поехать, проверить, как там все на самом деле обстоит. Думал, посмотрит, а потом решит, что дальше делать. В РУОП сообщать или еще как… А дальше вы все и сами знаете. Я знала, что он поехал в Озерки. Жду его вечером — не возвращается. Я в отделение звонить, а там он не появлялся. И на следующий день — тоже ничего не говорят. Действительно, кто я ему — разведенная жена! Потом звонит одна… Не буду говорить, как я ее называю, и смеется: мол, включай вечером телевизор, твоего Никитина во всей красе покажут…

— И все-таки, Галина Михайловна, это не дает оснований утверждать, что все было подстроено конкретными людьми, — осторожно подсказал Нертов.

— Нет, им, именно им, — заволновалась Никитина, — милиционер тот — настоящий оборотень. Такой же хитрый и изворотливый. Я сначала не сопоставила всю эту историю с ним. Но потом поняла. Я подумала так: что, если этот мальчишка каким-либо образом дал знать или своей матери, или ее любовнику-милиционеру, что ими интересуются? Почему бы и нет? Парнишка-то этот — истеричный. Сегодня он про мать свою рассказал, рассердившись на нее за что-то или просто себя от этой спецшколы спасая, а назавтра уже и пожалел. Раскаялся. Почему бы и нет? Дети, знаете ли, очень часто любят и самых что ни на есть падших родителей. А тем более, мальчик — свою мать. Это нормально. Он сам мог испугаться того, что натворил — не такой уж маленький, чтобы не сообразить, сколько лет тюрьмы светило его маме за то, что он тут решил в Павлика Морозова поиграть. А, может, и кто-то из друзей подсказал: мальчишка ведь мог и похвастаться своей дружбой с сотрудником милиции, а ему и указали, к чему это приведет. Согласны, Алексей?

Нертов неопределенно хмыкнул, а его собеседница продолжала рассуждать.

— Ну, а если не жалость к матери тут свою роль сыграла, то мог ведь быть и простой расчет. Предположим, мальчик отправился к этому милиционеру, чтобы вытянуть из него деньги в обмен на обещание молчать, или просто за то, что он назвал ему фамилию моего мужа… бывшего. Такое тоже бывает. И вряд ли ребенок соображал, насколько это рискованно для него самого — ведь дружок матери мог бы запросто и убить его. Но, как я предполагаю, через мальчишку этот оборотень и решил вначале устранить главную угрозу — то есть моего мужа. По-моему, все очень просто, не так ли? Тут, кстати, еще одно любопытное обстоятельство: выходит, что этот милиционер сам задействован в какие-то бандитские дела… Не знаю, смогла ли я вас хоть как-то убедить, или так и останусь в ваших глазах разбушевавшейся мадам?

Юрист не стал комментировать последний вопрос, а лишь снова неопределенно хмыкнул. По каким-то нюансам разговора, которые и описать-то трудно — где-то дрогнул голос, где-то слишком короткая или длинная пауза, где-то взгляд непроизвольно отведен — мало ли их, этих нюансов — у Нертова все больше крепла уверенность: собеседница почему-то умалчивает имя оборотня. Умалчивает, хотя знает.

— Галина Михайловна, а Никитин не называл имя этого милиционера?

— Нет. Увы, нет. Доверял мне, но не настолько.

— А следователю-то вы называли имя этого оборотня? Вообще: рассказывали ли ему эту историю так, как рассказали ее мне? Во всех подробностях?

— Нет. Он еще со мною толком и не разговаривал. У нас всего одна встреча была, очень короткая. Он торопился.

— Простите, но деньги-то он с вас уже запросил. Вы же сами сказали мне, что он вас обнадежил — поверил в невиновность Александра Степановича и так далее. Но как же он в ней уверился-то, если вы ему ничего, как утверждаете сами, не сообщили?

Никитина вдруг опустила голову и принялась чертить что-то на ковре кончиком стоптанной туфли…

— Действительно, как же он мне пообещал, еще ничего не зная? — Нет, он сказал, что верит в невиновность мужа, потому что много наслышан о нем как о честном и принципиальном сотруднике. Я тогда еще удивилась: что о муже знают даже в другом районе. Озерки — это ведь Выборгский район, а наше отделение в Василеостровском.

— А может вам лучше сходить в прокуратуру? — Нертов посмотрел на посетительницу, ожидая ее реакции

— О, господи, теперь еще и в таких делах участвовать! — невольно воскликнула Никитина. — Нет, никуда я не пойду! Я просто расскажу потом об этом на суде, — нашлась она.