Дело рыжего киллера (эксцесс исполнителя)

Озерки — душевное местечко на окраине города — уже несколько лет как было облюбовано богатыми людьми. Когда-то, еще в начале века, оно было застроено дачами литераторов, артистов и художников. Теперь этот приют богемы представлял скопище ветхих деревянных построек с садами и огородами. Обитали здесь в основном старики-пенсионеры. Одни из них охотно продали свои дома, как только пошел спрос, и перебрались в городские квартиры со всеми удобствами, а на их участках уже строились затейливые особняки красного кирпича. Другие старики заартачились, никакими деньгами было не выжить их с насиженных мест. Самые большие битвы разворачивались за присоединение участков, соседствующих с замками новых русских — владельцам требовалось расширение площадей. Если не помогали деньги, в ход шло все — шантаж, поджоги, угрозы и даже пытки несчастных владельцев бесценной земли, под которыми те в лучшем случае должны были заключать сделку купли-продажи, в худшем — подписывать дарственную на участок с постройками, на имя неведомого им любимого племянника.

Никитина взяли прямо в деле — когда с подростками-отморозками он пытал утюгом уже обезумевшего от боли старика, упорно отказывавшегося обменять свой дом на комнату в многонаселенной коммуналке где-то на гнилой Лиговке. Старик и поведал спасителям, что уже год он выдерживал осаду прытких молодых людей, вначале «по-доброму» уговаривавших его продать дом и участок, а потом перешедших к угрозам. Бедолага-пенсионер исправно носил заявления в свое отделение милиции, там их принимали к сведению. Разве знал он, что милиция повязана с бандитами? В этот роковой вечер к нему заявился человек в милицейской форме, представился, показал удостоверение — все честь по чести. Принялся советовать: мол, не связывайся ты с этими богатеями, дед, переезжай. Домовладелец упирался на своем. Вот тогда к нему и ворвалась шпана, набросилась на беспомощного старика… Как уж застукали опера Никитина за этим делом, прямо на месте преступления — вопрос не ко мне, закончил Карпов свой рассказ.

— Так что перебрался теперь наш друган в крестовскую ментовку. Выпьем за его здоровье, чтобы ему там хорошо и долго сиделось, — Карпов откупорил бутылку водки.

— Не могу, за рулем, — развел руками Алексей.

— Знаешь первый закон кабинета? — Кто не пьет — тот закладывает, — и оперативник подвинул поближе к Алексею рюмку сомнительной чистоты…

Мужику за сорок, — разглагольствовал Карпов про коллегу, предварительно опустошив рюмку, — сам не пойму — немного ему и до пенсии по выслуге оставалось, ушел бы себе спокойно, а там бы уже химичил на всякие охранные лавочки. Но, смотри, как хитер оказался: нигде, никогда своих доходов не засвечивал. Хотя, ты ж понимаешь, бешеные бабки делал. Но с тех пор, как я сюда поступил, а это четыре года тому назад было, он все в одном и том же свитерке на службу ходил, одни башмаки топтал, что зимой, что летом. Вечно плакался: денег нет, гад.

Карпов пошарил по карманам в поисках сигареты и, взяв вовремя протянутую Алексеем пачку, продолжил: «И жил-то он бирюком. — С женой давно развелся, сын в армии. Я даже не припомню, чтобы у него хоть когда-нибудь какая подруга объявлялась — зря тут наши бабцы перед ним и расфуфыривались. Нет, ты мне скажи, куда же он, зараза, деньги девал? С этими, что ли, делился? — Карпов воздел палец к грязному потолку.

— Да, — вздохнул он под очередную рюмку, — стоило бы покопать, не было ли у Никитина какого-то интереса к вашему Македонскому. Наследников у артиста нет. Сожительница эта его последняя — с ней он отношения не регистрировал, так что никаких прав на квартиру не имела. Хотя, скажу тебе, есть там одно озадачивающее обстоятельство.

— Какое?

— А вот смотри. Вскоре после убийства актера эта гражданка по фамилии Войцеховская, работающая, между прочим, всего-навсего санитаркой в больнице, вдруг делает одну весьма дорогостоящую покупку. Она покупает за пять тысяч баксов — бешеные деньги для санитарки — комнату. Здесь же, на Васильевском. Откуда у нее такие средства? На панели ее не ловили — этот заработок вроде как отпадает. Да если бы и прирабатывала она этим делом — невелики там доходы: больше трат на одежду, чем прибыли. Наследства она в последнее время не получала. Мать умерла несколько лет назад во Львове. Там квартира даже не приватизирована, в ней прописан ее отчим — мы проверяли по случаю. Ясно, что жилье то львовское Войцеховская продать не могла. Что остается? Предположим, это деньги ее родного отца, так?

— Почему бы и нет?

— Однако отца у нее как бы и нет: записан в свидетельстве о рождении со слов матери. Трудно поверить в то, что через двадцать с лишним лет этот папаша вдруг объявился да подкинул состояние дочурке, если он, как я выяснил, даже не появлялся на похоронах ее матери.

— Ну, хорошо, а папик там какой-нибудь, спонсор?

— Тоже по нулям. Покойник, видно, единственным был.

— Смотрю, вы плотно ее разрабатываете…