Видеть надо, как ноздри у Спозаранника раздулись! И глаза хищно заблестели. У Глеба такое бывает в двух случаях — когда он прокалывает дыроколом бумаги (щелк-щелк!) и когда слышит, что очередной работник прокуратуры влип во что-то нехорошее. Мы в отделе называем это состояние Спозаранника «томительный оргазм». Наверное, Глеб в своей супружеской кровати держит под подушкой дырокол или закон о прокуратуре. А может, то и другое вместе… Дело лишь в том, что, когда Глеб начинал свою журналистскую карьеру и плотно работал с ментами, те ему внушили, что все прокуроры — сволочи, мешающие честным операм раскрывать преступления.
Спозаранник выслушал историю о пьянчуге-прокуроре, потирая руки от удовольствия.
— Отлично! Ставим в ближайший номер «Явки с повинной». Обязательно этого гада сфотографируем. Думаю, написать за неделю тебе будет несложно?
— Как два пальца обоссать! — обнадежил я Глеба.
Знал бы я, чем это все кончится…
Оказалось, что даже добраться до райпрокурорского следака Голобородько — и то сложнее, чем обоссать два пальца. Секретарша меня послала к зампрокурора, зампрокурора — к прокурору. А прокурор — грузный дядька в засаленном пиджаке — сидел за своим длинным столом и смачно хрустел огурцом. Выслушал он меня, утирая губы салфеткой.
— Все контакты — через пресс-службу Генпрокуратуры! — радостно выпалил прокурор. И достал второй огурец.
Мне это ужасно не понравилось.
— Жопа не треснет? — поинтересовался я.
— Что-о? — Прокурор привскочил на стуле и звучно пернул от возмущения.
— Лучше бы огурец вместо затычки вставил! — бросил я на прощание и хлопнул дверью что было сил. Но прокурор прощаться со мной не захотел.
— Статья 319-я! Оскорбление представителя власти! — услышал я за спиной крики прокурора и его тяжелый топот. — Штраф от пятидесяти до ста МРОТ!…
Я прибавил ходу.
— Исправительные работы от шести месяцев…
— Уймите вашего пердуна, — бросил я постовому на выходе.
Тот понимающе усмехнулся.
— Убежал, Виктор Павлович! — В голосе мента слышалась трудно скрываемая радость.
Через десять секунд я уже вскакивал в трамвай — и гори он огнем, Виктор Павлович, со своей пресс-службой и со своим Голобородько.
В принципе, текст я мог написать и так, без встречи с пострадавшим следаком — менты мне слили массу информации. Я узнал даже, что скромный следователь райпрокуратуры ездит на черном джипе — красивая деталь для моей будущей статьи.
— Увы, Глеб Егорович! — развел я руки, входя в кабинет своего начальника. — Повидаться с господином Голобородько никак не удалось — прокурор воспротивился…
— Господин Голобородько тебя заждался, — кивнул Спозаранник на молодого человека в сером костюме, который сидел у окна и читал последний номер нашей «Явки с повинной». Он тут же встал и приветливо пожал мне руку, назвавшись Николаем Николаевичем. — А по поводу вашего инцидента с прокурором, Максим Викторович, вам придется объясняться с Обнорским. Кроме того, шефу сегодня зачем-то звонила ваша жена… Думаю, ему есть что вам сказать.
Вот непруха так непруха…
— Пойдемте, что ли, в буфет, — предложил я гостю.
Мы сели в угол, взяв по чашечке кофе.
— Можно ли присоединиться? — томно спросила Завгородняя, подваливая к нам со стаканом сока в руке.
— Света, ну есть же свободные столики, — урезонил я девушку.
— А может, я хочу пообщаться! — заявила Светочка, глядя на ошалевшего Голобородько.
— После, после, не мешай взрослым дядям, — шлепнул я ее по бедру.
Света уселась за столик напротив и начала строить глазки моему гостю. Я же приготовился слушать.
— Наш прокурор, Виктор Павлович, — человек со странностями, — улыбнулся Голобородько. — Но он настоящий работяга и честный мужик.
— Наверное, надо перед ним извиниться, — вздохнул я.
— Он вспыльчивый, но отходчивый.
Отправил вас в пресс-службу, потому что привык все делать по правилам… Но проблема не в этом…
— Я весь внимание…
— История такая, — начал Голобородько. — Я провожал двух своих друзей. По пути мы взяли по бутылке пива в ларьке.
Шли к метро, разговаривали… Да, одному из них захотелось по пути отлить. Мы выбрали тихое место. Как оказалось — не самое тихое. Но это не повод для того, чтобы нас избивать и душить. Я, между прочим, две недели провел на больничном. Следы от удавки до сих пор не прошли. — Он расстегнул верхнюю пуговицу и показал пятна на шее.
— Но сотрудники милиции говорят другое! — возразил я.
— А что бы вы еще говорили на их месте? — улыбнулся Николай. — Это же так очевидно — они друг друга никогда не сдают. Вам не случалось попадать в милицию?
Я уклончиво пожал плечами.
— Вам повезло, — сделал вывод Голобородько. — Почему вы больше верите им, нежели нам, работникам прокуратуры?
Я снова пожал плечами. Нельзя сказать, чтобы меня не одолевали сомнения.
— Для вас очень важно, чтобы появилась эта статья? — осторожно поинтересовался Николай.
— Конечно, важно, — убежденно сказал я. — Этот вопрос уже решен на уровне начальства.