Дело о танцующей статуе

— Как же ты это раскопал? Впрочем, я догадываюсь. Бабушке моей Ил она звонила с просьбой оказать на тебя воздействие. Она решила, что ты наркотиками балуешься. Но мы сразу поняли, что здесь что-то совсем другое. Опять ты, Роман, влез не в свое дело! Люди, — Андрей кивнул на своего Саню, — к этому типу уже давно подбирались и рано или поздно все равно бы его взяли.

— Вот именно, — сказал Ромка. — Или поздно. Или слишком поздно. Мало ли что еще могло случиться за это время?

Андрей покачал головой:

— Ты неисправим.

— Ага, — весело согласился Ромка. — А Лешка еще мне не верила, что здесь наркота припрятана. Я же нисколечко в этом не сомневался, когда свою операцию разрабатывал. А можно мы пойдем? Нас мама ждет, и уроки надо делать, я и так уже в школе отстал.

— Иди. Понадобишься — тебя вызовут.

— А я только адрес Лехи могу сказать, возле «Белорусской» он жил. А больше ничего, все остальное они и сами знают.

Ромке не хотелось выдавать милиции ни Илону, ни даже Стеллу, которую запросто могли привлечь за распространение наркотиков. Может быть, она, пережив случившееся, сама исправится? Во всяком случае, Илона им об этом скажет, и тогда будет видно.

— Андрюша, ты только постарайся, чтобы наша мама ничего не узнала, ладно? Ее я больше всех боюсь. — Ромка, кряхтя, поднялся с места, и они с Лешкой, даже не взглянув на злого и жалкого Альберта Васильевича, вышли на улицу. К ним спешил Венечка.

— Я не очень опоздал? — спросил он.

— Ты как раз вовремя, — заверил его Ромка. — Я уже закончил все свои дела. Поехали домой. Мы по дороге все тебе расскажем и еще завтра днем к тебе придем письмо Артему писать.

Эпилог

На другой день, усевшись за Венечкин компьютер писать большое письмо Артему и пожалев, что Андрей так и не отдал им фотоснимки, на которых они попрощаются с Серафимой Ивановной и во многом из-за которых разгорелся весь последующий сыр-бор, Лешка обратилась к Ромке:

— С чего начинать? С того, как мы с тобой работу решили искать?

— Можно и с этого. Венька ведь ему об этом не писал. А можно и с поездки в усадьбу. Там, где я мальчика танцующего увидел, в смысле статую пионера с горном.

— А зачем все-таки ее ночью двигали, если в нем наркотиков не было? — вдруг спросил Венечка. — И кто это сделал? Не сторож, так как Альберт ваш оттуда еще днем смылся.

Ромка так и застыл в кресле.

— И вправду, мы так и не выяснили, зачем опрокидывали мальчика и кто это сделал. Может быть, Андрей знает? Надо спросить.

Решив не откладывать этот вопрос на потом, он потянулся к телефонной трубке. Андрея он нашел на работе, в редакции газеты «Новости плюс».

— Андрюша, статью пишешь? Случайно не о нашем деле? О нашем? Теперь тебя редактор за поездку на Кипр ругать не будет, ты ему такой материальчик подсунешь, да?

— Мне с вами везет, — вздохнул Андрей. — Только кое-что мне у вас уточнить придется.

— А нам — у тебя. Ты не знаешь, кто статую пионера ночью в усадьбе трогал? Я тогда решил, что он танцует и что у меня глюки начались.

— Это-то я как раз знаю. Возле него в ту ночь Саня пристроился, мой друг, которого мы с вами туда подвозили.

— Мент который?

— Он самый. Саня ехал в Горянку, потому что туда вело слишком много ниточек. И именно к усадьбе. А тут вы со своей уборкой. При вас он не рискнул делать обыск, решил переждать. Подумал, что ночью, может быть, что-то прояснится. Пристроился возле мальчика и поскользнулся. — Ромка в этот момент подмигнул Лешке. — За ногу его ухватился — тот стал крениться и падать. Он начал его устанавливать. А тут кто-то из дома, крадучись, вышел.

— Это я был, — сознался Ромка.

— Но он же этого не знал! Вот и спрятался за ограду. А человек этот, ты то есть, вернулся в дом. Тогда он потихоньку прокрался обратно к статуе и установил, как мог, пионера на место.

— Значит, Альберт Васильевич знал, что за ним следят?