Дело о смерти и меде

Как-то вечером варвар рассказал Старику Гао, что рамки, которые они делают, были изобретены каким-то американцем всего лишь семьдесят лет назад. Гао такое утверждение показалось чепухой: он собирал рамки в точности так же, как собирал его отец, как собирали все в долине. Он был уверен, что точно так же собирали рамки его дед и дед его деда, но промолчал.

Гао наслаждался обществом чужестранца. Когда они на пару мастерили ульи, ему хотелось, чтобы чужестранец оказался моложе. Тогда, он мог бы остаться надолго, было бы кому передать пасеку. Но, вот они оба вбивают в ящики гвозди — старики с редкими, седыми волосами, морщинистой кожей. Ни одному из них не дано встретить следующие десять зим.

Старик Гао обратил внимание на то, что чужак разбил небольшой, аккуратный огородик за своим ульем, накрыл грядки сеткой, а сам улей отнес его чуть в сторону. К тому же странник соорудил в нем заднюю дверь, так что к огороду получили доступ лишь пчелы из арендуемого улья. Под сеткой стояло несколько емкостей, наполненных, вероятно, чем-то вроде сахарных растворов — ярко-красного, зеленого, нежно-голубого и желтого цветов. Гао указал на них, но чужак лишь кивал и улыбался.

Пчелы обожали сиропы, они собирались толпами по краям оловянных мисок, опускали свои хоботки и насыщались до тех пор, пока не могли уже вместить в себя больше. Тогда они возвращались в улей.

Чужак сделал рисунки пчел Старика Гао. Он показывал их, объяснял, чем эти пчелы отличаются от других медоносных, рассказывал о древних пчелах, сохранившихся в смоле миллионы лет, но тут ему не хватало языковых познаний, и, если честно, Старик Гао не особенно интересовался. Они останутся его собственностью до самой смерти, а после нее они станут собственностью этого склона. Он приносил сюда других пчел, но те болели и умирали или же погибали в результате набегов черных собратьев, лишавших их меда и пищи.

Последний раз старики встретились на закате лета. Гао спустился с холма и с тех пор больше ни разу не встретил чужеземца.

* * *

Готово.

Работает. Я чувствую странную смесь торжества и разочарования, как если бы от поражения. Или это дальние грозовые облака так бередят мое естество.

Как странно бросить взгляд на руки и увидеть перед собою не привычную картину, но руки давно прошедших дней: суставы не распухли, волосы на тыльной стороне — темные, а не снежно-белые.

Эта загадка, эта, казалось бы, неразрешимая проблема поставила в тупик столь многих. Три тысячи лет назад, в попытке ее разрешения умер первый император Китая, чуть было не разрушив свое государство. И сколько она отняла у меня? Около двадцати лет?

Не знаю, поступил ли я правильно или — нет. (Хотя отход от дел без подобного рода занятия, в самом прямом смысле этих слов, свел бы меня с ума.) Я последовал указаниям Майкрофта. Я исследовал варианты решения и нашел ответ.

Откроюсь ли я людям? Нет.

И все же, у меня в рюкзаке — полгоршка темного меда. Полгоршка меда, ценность которого превышает ценность золотого запаса многих государств. (Я хотел написать «превышает стоимость всего китайского чая», имея в виду мои текущие обстоятельства, но такое сравнение даже Уотсон отверг бы, как мелодраматичный штамп.)

Кстати, об Уотсоне…

Мне осталось сделать только одно. Решить единственную, несложную задачу. Необходимо добраться до Шанхая, а оттуда, через половину земного шара, пароходом — до Саутгемптона.

По прибытии я разыщу Уотсона, если он до сих пор жив, а — я думаю — так оно и есть. Тут нет никакой логики, но я уверен, что почувствовал бы каким-то образом, если бы Уотсон уже покинул этот мир.

Я куплю театральный грим, чтобы не испугать его, притворюсь стариком и приглашу товарища на ужин.

Думаю, к вечернему чаю подадут тосты с маслом и медом.

* * *

Деревенские судачили о чужестранце, миновавшем селение по пути на восток, но рассказчики считали, что то — не постоялец, поселившийся в хижине Старика Гао. Этот был молод, статен и темноволос. Он совсем не походил на старика, приходившего весной. Правда, один из свидетелей отметил, что заплечные мешки у обоих — одинаковые.

Старик Гао отправился в гору, выяснить. Впрочем, он уже догадывался, что обнаружит наверху.

Странник пропал, а с ним — и его мешок.

Очевидно, произошел пожар. Сгорели бумаги: Старик Гао узнал сохранившийся уголок рисунка одной из его пчел, остальное или обратилось в пепел, или почернело до совершенно нечитабельного состояния, будь он даже в состоянии различить варварские письмена. Пострадали не только бумаги: от арендованного улья остались лишь обугленные головешки, миски из-под ярких растворов погнулись и почернели.

Чужак когда-то объяснял ему: он добавляет краску в сиропы, чтобы самому было удобнее их различать. Зачем ему это понадобилось, Старик Гао так и не поинтересовался.

Как заправский детектив, он перерыл всю хижину в поисках ключей относительно личности незнакомца и его теперешнего местоположения. На керамической подушке его ждали четыре монеты, два юаня и два песо. Их он оставил себе.