– Владимир Николаевич, какой сюрприз! – начал мужчина, безошибочно опознав Корсакова. – Вы не помните меня? Волков, Леонид Георгиевич. Мы виделись с вашей семьей…
– …в Петербурге, на званом вечере, лет десять назад, незадолго до войны, – закончил Владимир, продемонстрировав свою память на деле, а затем повернулся к супруге хозяина: – В таком случае вы, должно быть, Анна Ивановна? У вас еще был сын, чуть младше меня.
– Да-да, – закивал Волков. – Он сейчас служит на Кавказе, не смог выбраться домой к Рождеству. Право, я удивлен, что вы нас вспомнили! Конечно, вашу семью забыть сложно, ведь у нее…
– Своеобразная репутация, господин Раневский как раз об этом упомянул, – сказал Владимир и иронично стрельнул глазами в сторону корнета.
– Вы, должно быть, устали и хотите есть? – спросила Анна Ивановна. – Боюсь, после обеда у нас осталось не так много блюд, но я не позволю гостям голодать, уж поверьте! Пойдемте в столовую, слуги как раз накрывают.
Она повернулась к остальным гостям.
– Господа, вы тоже приглашены. Боюсь, в ближайшие несколько часов погода не изменится, и выехать у вас не получится.
Они вышли из гостиной, миновали коридор с шестью дверями (три с одной стороны, три – с другой) и оказались в столовой. Анна Ивановна несколько покривила душой, сказав, что с обеда осталось не так много блюд. На столе перед вошедшими расположились окорока, жареная индейка, рыба, сыр, икра, несколько сортов колбасы, даже вазочка с дорогими мандаринами.
– Скажите, а далеко ли от вашей усадьбы до станции? – поинтересовался Корсаков.
– Не больше версты, – ответил Волков. – Мы очень удачно расположены, уж поверьте мне. Но в такую метель, боюсь, даже столь незначительное расстояние будет непреодолимо.
Ужин проходил спокойно. В столовой уютно потрескивал еще один камин, пока за окнами продолжала яриться вьюга. Проголодавшиеся за день Корсаков и Постольский уплетали стоящие перед ними яства за обе щеки, из вежливости присоединяясь временами к вялотекущим и ничего не значащим беседам. Павел, однако, обратил внимание, что взгляд его друга как бы невзначай скользит с одного трапезничающего на другого, будто даже в уютной атмосфере предпраздничного застолья тот считал необходимым изучать и анализировать окружающих его людей. Подумав, Постольский решил последовать его примеру и попытаться «прочитать» остальных участников ужина.
Доктор Комаровский явно считался душой здешней компании. Он удачно шутил, сопровождал смехом юмор окружающих и на удивление уместно поддерживал любую тему, не навевая на собеседников скуку своим всезнайством. Говорить ему мешал только кашель, который он то и дело пытался относительно успешно подавить. Волковы, очевидно уставшие за длинный день, с облегчением уступили ему необходимость развлекать остальных гостей. Макеев был немногословен, над шутками доктора не смеялся, скорее вежливо обозначал улыбку. Вечер, похоже, утомлял его так же, как хозяев усадьбы. Елизавета же, не стесняясь, молча разглядывала Корсакова, чем, кажется, вызывала у него легкий дискомфорт, хоть он и пытался не подавать виду. Зато кто своих чувств не скрывал, так это Раневский. Внимание Елизаветы к новому гостю заставляло его тихо кипеть от злости, но пока корнет ограничивался только обжигающими взглядами (которые Корсакова ничуть не задевали). Из чего Постольский сделал вывод, что молодой гвардеец к девушке неравнодушен и, вероятнее всего, даже задержался в усадьбе только ради нее.
– Скажите, Владимир Николаевич, а вы правда увлекаетесь оккультизмом? – меж тем спросила Елизавета.
– Отчасти, – уклончиво ответил Корсаков. – Вопреки мнению господина корнета, я стараюсь не пудрить людям мозги. Скорее, даже мешаю это делать менее чистоплотным людям.
– Стало быть, разоблачаете шарлатанов?
– В том числе, – вновь ушел от прямого ответа Корсаков.
Действительно, не станет же он рассказывать о том, с какими ужасами ему приходится сталкиваться на постоянной основе. Владимир меж тем продолжал:
– Не далее как сегодня даже разгадали с Павлом Афанасьевичем одно пустяковое дельце, которое, собственно, и привело нас в окрестности Стрельны. Пришлось, так сказать, копнуть поглубже, но результат того стоил. Не правда ли, поручик?
Постольский, который надеялся, что друг и думать забыл о гробокопателях, смущенно потупил взор.
– То есть вы полагаете, что необъяснимых феноменов не существует? – не отставала от Корсакова Елизавета.
– Я доподлинно знаю, что они существуют, но уверен, что гораздо чаще таинственные явления имеют абсолютно земную природу, чем могут пользоваться в своих интересах уже упомянутые менее чистоплотные люди.
– Господа, – обратился к собравшимся Леонид Георгиевич. – Время, к сожалению, позднее, а буря не выказывает намерений уняться. Я вынужден настаивать, чтобы вы остались у нас на ночь. Пытаться выехать отсюда сейчас – чистое самоубийство!
Это замечание ни у кого из собравшихся не встретило возражений.