На втором этаже, куда Богдана любезно проводила молоденькая милосердная сестра, Богдан остановился перед кабинетом главного лекаря лечебницы Б. Сусанина и решительно постучал в дверь.
Сусанин оказался на месте…
И вот теперь этот невысокий, некрепкого сложения, в общем-то, симпатичный человек с намечающейся лысиной прятал от Богдана глаза, что-то пристально разглядывая среди банок и склянок в угловом шкапу.
– Что же вы молчите, преждерожденный Сусанин? Вопрос простой: знали ли вы некоего Софти?
– Ну… знал… – протянул Сусанин, изучая шкап. – Как сотрудника института в Нью-Мексико. Я со многими там познакомился… Мы же коллеги.
– А не беседовали ли вы с этим коллегой про секретные разработки американского института?
Сусанин подхватил со стола четки и стал перебирать их с удвоенной энергией.
– Что вы имеете в виду? – буркнул он, косо глянув на Богдана.
– Вы знаете, что я имею в виду, – отчеканил Богдан, не сводя с Сусанина глаз. – Вы прекрасно знаете. Но если вы немного запамятовали, то я задам вам другой вопрос, который, быть может, объяснит вам все окончательно. – Богдан поднялся и, упершись руками в стол, навис над съежившимся Борманджином. – Где вы разводите розовых пиявок?
– Что? – Глаза Сусанина, казалось, выскочат из орбит; он в ужасе уставился на Богдана, а Богдан, поймав наконец его взгляд, смотрел неотрывно, неотступно. – Каких… розовых?…
– Таких… с полосочками, – тихо, но очень внятно проговорил Богдан. – Специальных пиявок. Которых для вас Софти похитил.
Сусанин широко открыл рот, руки его тряслись.
– Я… я вас не понимаю…
– Очень жаль, – Богдан успокоился и сел. – Очень жаль,
И тут в устремленных на Богдана раскосых глазах Сусанина проступила тихая тоска. Он расслабленно откинулся на спинку своего стула.
– Мне все равно.
Богдан пожевал губами. И тоже сменил тон.
– Вы же ученый, Борманджин Гаврилович. Ну поглядите сами, во что вы ввязались? – И тут, внимательно глядя в лицо Сусанину, Богдан спросил: – Вы знаете, что ваш друг без вашего ведома использовал розовых пиявок для создания личной дружины боевиков?
Сусанин сгорбился. Отвел глаза:
– Вчера догадался… Когда по новостям показали побоище в апартаментах ад-Дина и то, что один из этих… кричал перед смертью про князя…
– Ну вот и расскажите все, – Богдан вспомнил поразившие его в свое время виртуозные приемы напарника и, стараясь скопировать его мягкую, заботливую интонацию, произнес: – Облегчите душу. Ведь он же, Борманджин Гаврилович, предал вас… Козюлькин-то.
Сусанин вдруг усмехнулся:
– После такого предательства, как в девяносто первом, меня уж предательствами не удивишь. После такого… после такого любая подлость в порядке вещей.
Тут дверь в кабинет без стука распахнулась. Ввалился Баг, таща за ноги здоровенного молодца в белом халате. Молодец был без сознания. Следом в помещение степенно вошел рыжий кот.
– Уф, – сказал Баг, бросив ношу на пол и закрывая дверь. Кот тут же взгромоздился на грудь поверженному и внимательно на него уставился. Баг оглядел присутствующих. – Доброе утро, драг еч. Слава Будде, ты в порядке. А я, когда обыск не дал ничего, беспокоиться стал…
Богдан, мало что поняв, лишь вопросительно глянул на лежащее у его ног тело. Удивляться было некогда.
– Он подслушивал, – пояснил Баг. – Ну что ты так на меня смотришь: жив он, жив. – И обернулся к лишившемуся дара речи Сусанину. – Приветствую вас, Борманджин. Не ждали? А зря! По всему выходит – вы Прозрец! Управление внешней охраны. Где ваш приятель Козюлькин?
Сусанин вжался в стену: казалось, он хочет стать как можно меньше и незаметнее, а лучше всего – вообще каким-нибудь невероятным образом исчезнуть из этого кабинета, от этих людей с суровыми лицами и отчаянными, злыми глазами.
– А разве его в приемной нету? – спросил Богдан.
Баг мотнул головой, с беспокойством уставясь на еча.
– Нету.
Сусанин поморгал, словно пытаясь проснуться. Вотще.
– Тридцать три Яньло! – пробормотал Баг. – Стало быть, мы разминулись, что ли? Я ж только что от него…
– Благодарю за сотрудничество, подданный Сусанин, – торопливо сказал Богдан, вскакивая. – Вы оказали большую помощь следствию. – И выскочил из кабинета. «Что ж он, не поверил мне, что ли? – подумал Баг. – Говорю: нету, значит – нету…»
Он смерил взглядом Сусанина. Выражение лица грустное, но не испуганное и не подавленное. Сидит в свободной позе… «О танской поэзии они тут беседовали, что ли? Ну Богдан! Человеколюбец!»
Баг подпустил во взгляд суровости. Сусанин все понял и тут же съежился.