Дело о полку Игореве

Это мог быть дом славного, но заурядного человека с несложившейся жизнью, который махнул на себя рукой и живет теперь одной работой, помогая болящим и ухаживая за ними по двадцать часов в сутки.

А мог быть дом фанатика, которому все человеческое чуждо, ничто нормальное в жизни не мило, в жизни коего есть только одна цель, одна идея, ради которой все — в топку, в топку…

Что толку гадать…

Конечно, дом большой. Не исключено, что где-то под крышей или в бревнах стены после тщательного осмотра можно обнаружить, например, тайник с интересным содержимым. Но, опять-таки, таковые предположения были всего лишь плодами ничем не подкрепленного полета следственно-розыскной мысли, да и времени на подобный осмотр просто не оставалось. Разве что стены начать простукивать?

Как-то там Богдан? Из-за него Козюлькина нету дома, или неподтвердившийся Прозрец и во всякий день об эту пору на работе? Так или иначе, более часу Богдану их там разговорами на удержать… «А если мы ошиблись и Козюлькин — не Прозрец, если питомник не здесь, а в самой лечебнице — получается, я ж еча одного в самую пасть послал…» — вдруг сообразил Баг.

Он, уже совершенно не таясь, торопливо вышел из дома и напоследок еще раз огляделся.

Тихо, спокойно, благостно.

Где-то в небе, в отдалении, прострекотал геликоптер.

— Мяу! — подал голос Судья Ди откуда-то сбоку, из-за угла.

Баг, хоть и решил поспешать к лечебнице, все же свернул на зов.

С другой стороны дома помещалось обложенное большими закопченными камнями кострище, исполненное золы и углей. Рядом была врыта в землю очередная уютная лавочка. Так и тянуло присесть возле кустов чуть переспелой смородины и со вкусом, неторопливо, после праведных трудов на грядке или у койки страждущего пациента, закурить…

Судья Ди самозабвенно катался в траве, то хватая когтями, то на миг отпуская белый клочок обгорелой по краям бумажки. Котенок — да и только!

Баг невольно улыбнулся хвостатому другу, подошел.

— Все, все, кончай это, выброси дрянь, нам пора!

Кот, лежа на спине, замер на мгновение, зажав игрушку между лап, посмотрел на Бага. Потом вскочил на лапы и тряхнул хвостом.

— Погоди-ка… — озноб внезапного узнавания пробежал по спине, Баг нагнулся, поднял клочок — Судья Ди тут же плюхнулся обратно в траву, поднял лапу: будем играть?

Баг расправил обгорелые края.

«…велеваю есаулу Крю…» — прочитал он.

Это был кусочек отрывной части[54] того самого распоряжения, которое коварно подсунул ему под печать Максим Крюк.

Богдан и Баг

Дубравинский тракт,

23-й день восьмого месяца, средница,

раннее утро

Нельзя сказать, чтобы это утро было для Богдана столь же безоблачным, каким оно казалось его напарнику — хотя Жанна довольно легко восприняла его осторожную просьбу говорить по телефону до его возвращения трагическим голосом и всем интересующимся кратенько и с подобающими всхлипами отвечать, что Багатур Лобо погиб. Ему почти не пришлось ничего ей объяснять: Жанна опять вспомнила про микрофон, который она некогда столь удачно приколола к одежде Ландсбергиса; «Ну да, что-то в этом роде, любимая», — промямлил правдивый Богдан, но, увидев озорные огоньки в ее глазах, немного успокоился; он не любил врать. Правда, Жанна тут же с тревогой спросила: «А Стася знает?» — «Знает», — отвечал минфа, торопясь к выходу: пора было играть роль человека, удрученного смертью друга.

Уже в повозке его застиг звонок шилана Алимагомедова. Встревоженный начальник Бага хотел знать, как это случилось.

— Все в порядке, Редедя Пересветович, — успокоил его Баг. — С ланчжуном Лобо все в порядке.

— Тогда к чему все это? — В голосе Алимагомедова слышалось откровенное раздражение. — Что происходит?

— Позвольте ему доложить вам лично, — мягко попросил Богдан. — Это не займет много времени. Я беру всю ответственность на себя и обещаю вам, что во второй половине дня вы получите от нас обоих самые полные разъяснения.