Дело марсианцев

Самые масштабные, впрочем, свои сооружения Акинфий мастерил в сарае рядом с домом. Когда-то в этом домишке располагалась то ли пивоварня, то ли солодовня, а вот механик учредил там оплот науки. В мастерскую никто не допускался, даже Тихону не довелось побывать там. Да он и не стремился, хватало виденного в этой лаборатории.

– И в эту трубу ты разглядел марсианцев? – приступил к основательному опросу Тихон, припав к телескопу. В окуляр ровным счетом ничего не было видно, кроме густо-синего кусочка неба.

– Была бы у меня ночезрительная труба! – в досаде отвечал Акинфий. – То я бы, бесспорно, будучи предупрежден об их визите заранее, сумел бы увидеть куда более, чем простолюдины. Но ничего, вот сооружу в сарае подлинный телескоп, для всякой погоды и времени суток пригодный, вот тогда и поглядим. От этой игрушки только студентам безусым польза, что в науках покамест не смыслят. Открытий чудных с нею не совершить.

Тихон пребывал в изрядном смятении. Сосед его и добрый товарищ всегда отличался скептическим взглядом на бытие, читывал древних и современных философов. Наконец, исправно посещал воскресные службы в Свято-Троицком соборе и признавал за человеком пальму верховенства во всяких делах в этом мире.

А тут вдруг воспринял крестьянские бредни за Божественное откровение и готов подписаться под ними! Где его критический ум?

– И что, воздухолет сей приземлялся? Колеса, может, где отпечатались или прочие следы замечены?

– Нет, покружил над кузней и улетел в сторону города, а потом пропал. Три человека его и видело, и все в один голос одинаковое твердят. В размерах только расходятся. У Прокопа он величиною с дом, у прочих и того громаднее.

Акинфий развалился в своем рабочем кресле и предложил другу второе, поскромнее. Затем он потряс кисетом над трубкой, набил ее и не торопясь раскурил, чиркнув спичкой. Все это время Тихон думал, чем бы сбить с ученого его несказанную уверенность в явлении марсианцев на Землю.

– А не могло быть то природное явление? Шаровые молнии, к примеру, о которых ты нам с Глафирой в прошлом месяце поведал? Или огни Святого Эльма, скажем?

После той лекции у Тихона в памяти, разумеется, осело множество терминов и фактов – глядишь, и сгодятся при стихотворстве. Как говаривал Аристотель, «всего важнее быть искусным в метафорах; это признак таланта, только этого нельзя занять у другого, потому что слагать хорошие метафоры – значит подмечать сходство». Вот неизбитые метафоры молодой поэт и надеялся отыскать в науках и разных точных фактах, но пока не очень удачно.

– Нет, – уперся Акинфий. – Человеку всюду место найдется, не только на матушке Земле. О том и великие европейские ученые писали, например Бэкон.

– Est-il possible?[4] Знать бы еще, чем он славен…

Тихон вспомнил, что Толбукин особо указал на подходящие цитаты из Невтона и других знаменитостей. О том и сообщил другу. Тот улыбнулся и снял со стопки бумаг самую свежую, как будто только ждавшую просьбы поэта.

– Вот, с утра к мудрым припал, мысли выписал. Возьми, перепиши в заметку.

– Да ты всю розыскную работу за меня проделал! – натянуто рассмеялся Тихон.

– Пользуйся, дружище. Тут из «Явления Венеры на Солнце» есть, у Вольтера в «Естественном законе» и «Микромегасе» кое-что стянул…

– Наше вам merci! За то упомяну твое имя первым в списке лучших умов современности, что пойдут в посольство марсианское с ликованием. Те прочитают и возьмут тебя на воздухолет заместо неграмотного Прокопа.

– С нашим удовольствием!

Похоже, вопрос возмещения типографского конфуза благополучно решался. Оставалось лишь начисто записать россказни крестьян и подкрепить их авторитетом европейских и доморощенных умов, чтобы заметка вышла развлекательной и поучительной сразу. Что, собственно, и требовалось продувному Матвею Степановичу.

– А не сыграть ли нам в ломбер? – предложил Акинфий. – Прочитал на той неделе выдумку некоего Майкова, «Игрок ломбера», и даже проникся поэзией страстей. Надо порою о высоком забывать, находить удовольствие в быту. Раз уж ты нынче к нам в гости примчался, дам себе отдых от нового телескопа. Да и стемнеет уж скоро.

– Что ж, отчего бы не сыграть?

Тихон нравились беседы с этими людьми, причем с Глафирой даже больше, чем с ее ученым братом. Если Акинфий тяготел к монументальным обобщения, то девушка находила особое удовольствие в противоречии ему со стороны житейской. Или, вернее, общественной: даст ли какое изобретение или знание пользу российским людям и государству, или нет? Ежели нет, то и думать об том не след – таково было ее крепкое убеждение.

Тихон же порой разбавлял их споры виршами. Один раз решился и продекламировал наполовину приличное эротическое стихотворение. «Обнаженны перси», жаркие объятья и так далее. Глафира встретила его стихотворство отчаянным смущением и сердито покинула общество, Акинфий же по-солдатски искренне смеялся.

К вечеру набежали тучи, стало как в сумерках, поэтому Фетинья зажгла на люстре свечи. Началась игра – не на деньги, так, чтобы было чем заниматься в паузах между репликами.