Дело марсианцев

С собой он теперь таскал один и тот же бокал с понтаком и время от времени смачивал в нем губы. От полноценного питья Тихон с сожалением отказался, чтобы быть во всеоружии на третьем этаже… Безуспешно смущали его и яства – трюфеля, фрукты, конфеты и прочие.

«Батюшка, с моей-то потанцуй», – то и дело слышал он призывы матрон, однако стойко отнекивался.

Крышка часов со щелчком отошла в сторону, и обе стрелки резанули поэта по душе. Он запнулся на полуслове, извинился перед Глафирой и компанией, к которой они прибились, и зашагал в сторону лестницы.

– Тихон Иванович! – окликнула его девушка. – Вы куда-то торопитесь? Застежки?

– Я вскорости буду, – отозвался он и вымучил ободряющую улыбку.

Возле уборной в нетерпении прохаживалось трое господ, так что поэт с полным правом мог подняться на следующий этаж, не вызвав подозрений. Но и выше наблюдалась бурная жизнь. Матроны и старики, не говоря уж о юных парочках, заняли тут многие диваны, скорее всего во всех комнатах. Кто-то катал шары на бильярдном столе, очень многие играли в карты… «Где я там буду ее искать?» – озадачился Тихон.

Он еще раз сверился с часами: было уже почти девять. Сверху до него донесся взрыв смеха, и полный нехороших предчувствий, поэт двинулся на третий и последний этаж Собрания.

Библиотечная зала была не пуста! Довольно обширная компания разнообразно наряженных личностей, некоторые без париков и даже надоевших масок, восседала окрест горящего камина. С замирающим сердцем Тихон узнал Манефу. Она чему-то громко смеялась и отпихивала руку наглого юнца.

– А вот и наш вития пожаловал! – вскричал кто-то, и общее внимание моментально переключилось на новое лицо.

– Федр стихи российские почитать пришел!

– Ainsi qu'est![15] – Звонкий голос Манефы разом осадил всех готовых выступить завистников. – Господин Балиор… то есть знатный поэт… пришел по моей просьбе, чтобы познакомить со своими новыми стихотворениями, кои любого нашего Сумарокова и прочих затмят силою чувства.

«Вот меня зачем призвали», – подумалось Тихону. При этом он испытал неимоверное облегчение, словно готовилось ему самое тяжкое в мире испытание, и лишь в последний миг Всевышний отменил его. И разочарование тоже почувствовал.

Уже почти успокоившись, он направился к Манефе, чтобы сесть в кресло подле нее. Поэтический задор постепенно овладевал им – то ли крепкие напитки были тому причиной, то ли присутствие первой красавицы губернии. Но тут он увидел напротив своей «дамы сердца», рядом с книжным шкапом супружескую чету Берцовых, и словно обух обрушился ему на макушку – он споткнулся на ровном паркете и наверняка выпучил глаза. Хорошо хоть маска скрыла его гримасу недоумения.

– Не думаю, что это прилично для юной девушки, – аккурат подгадал момент выступления Председатель дорожной комиссии, – выслушивать неподобающие слуху вирши.

Его супруга, круто набеленная дама в красном платье на гротескно большом панье, чинно кивнула. Рука ее при этом нервно трепыхала веером, в котором поблескивал шипковый «глаз» из киевской мусии.

– Вы мне запретите? – насмешливо осведомилась Манефа. Она сняла маску и небрежно швырнула ее кому-то из пажей. – Вас папенька уполномочил за мною следить?

Видно стало, как Берцов покраснел, и воздух с особенным шумом стал вырываться из его ноздрей, будто у быка по весне. Только стука копыт-каблуков по паркету не хватило. Однако он промолчал, и Тихон задал себе мысленный вопрос: «Неужто следит, чиновная харя? Что ж, послушай и ты».

– Что ж, мы не будем смущать ваши чуткие уши, господа! – объявила Манефа и поднялась.

– Ну и славно, девочка, – обрадовалась госпожа Берцова. – Вот лучше котильон потанцуйте!

Предложение было дельным, но Манефа лишь хмыкнула.

– Мы удалимся от вас на балкон. Что-то здесь становится душно… А вы можете и потанцевать, коли желаете.

Она презрительно повела плечом и развернулась к портьере, за которой была стеклянная дверь. Вся до одного ухажеры с веселым гиканьем вскочили и ринулись распахнуть дорогу перед своей госпожою, но она остановила свиту резким окриком:

– Сидеть!

Все так и застыли.

– Но как же… Разве так годится?.. А мы как? – вразнобой забухтела молодежь. – Мы тоже хотим послушать…

– А кто Тихона Балиора хулил? – вскричала Манефа. – Кто мне говорил, что он бездарный стихотворец и острог по нему плачет? Вы все!

– Истинно плачет, – горячо подтвердил Берцов и также поднялся.

Видно, успел забыть о своем же уговоре и вознамерился уберечь девушку от уединения с сомнительной личностью. Не иначе строгую памятку от Петра Дидимова получил, Робин Гуд фальшивый.

– Ничего, подождете тут и не сомлеете, – отрезала Манефа.

Она разгорячилась и всем видом ясно показывала, что отступать от задумки не намерена. Причем поза ее была столь решительна, а голос тверд, что спорить с барышней Дидимовой никто не посмел, даже Берцов. Он беспомощно плюхнулся на диван и до хруста стиснул руку жены. Тихон прошел мимо него и подал мимолетный ободряющий знак – мол, все помню и рамки приличий не нарушу, чем вряд ли особо утешил растерянного Председателя дорожной комиссии.