Прозвучали несмелые возгласы одобрения.
Движение очередей возобновилось.
Хеллер посмотрел на воду. Триллера и остальных втаскивали на борт рыболовной шлюпки. Хеллер повернулся, продолжая наблюдать за Малышкой.
У нее онемело запястье. Она остановила очередь, продемонстрировав камере ладонь. Затем протянула руку, и к ней подбежал человек. Он передал ей бокал с кроваво-красным вином.
Малышка повернулась, остановила на Хеллере взгляд своих серых глаз, холодный, как зимняя река, и проговорила ледяным тоном:
— Ты проиграл гонки. — Выждала, чтобы до него дошло. — Сколько раз я повторяла тебе, Джером, что ты не должен проигрывать. Это плохая привычка, Джером. Привычка просто нетерпимая! Я знаю, что не уделяла тебе должного внимания. Знаю, что не всегда была тебе хорошей матерью. Но это совсем ничего не значит, Джером.
— Сожалею, миссис Корлеоне.
— И газеты говорят о тебе плохое, Джером.
— Сожалею, миссис Корлеоне. Я не знаю, откуда они все это берут. Я…
— Газеты — очень нехорошие штучки, Джером. Ты не должен пьянствовать с репортерами. Это погубит твою репутацию. Тебе нужно быть очень осторожным в отношении людей, с которыми ты общаешься. Ты не должен водить компанию с такими уголовными типами, как репортеры. Ты хорошо понимаешь меня, Джером?
— Да, миссис Корлеоне. Я прошу прощения…
— Перестань меня прерывать и не пытайся переменить тему разговора. У тебя нет ни одной убедительной отговорки! Ты был очень-очень непослушным мальчишкой, Джером. Я очень-очень рассержена. Сперва ты проигрываешь простейшие гонки. А потом раздаешь интервью прессе. И ты не только ставишь крест на своем будущем, но и… — Тут ее голос зазвучал резче и громче: — Супруга мэра сегодня утром полчаса общалась со мной по телефону. Она говорила совершенно ужасные вещи! И все о тебе и о твоем скверном паблисити!
Малышка остервенело швырнула бокал с вином на пол. Он разлетелся вдребезги, и вино растеклось по полу, словно кровь.
От голоса ее содрогнулась вся комната:
— Я предупреждаю тебя в последний раз! Кончай с этим (…) мерзким паблисити! — Она повернулась к своим экранам.
Бац-Бац, должно быть, заметил знак, которого не увидел Хеллер, и прошептал ему на ухо:
— Тебе лучше уйти. Если останешься, она может рассвирепеть.
Они удалились и снова сели в такси. Бац-Бац задел пару столбов в запрещенном для парковки месте, и они выбрались на дорогу.
Хеллер сидел на заднем сиденье, повесив голову. Наконец он нарушил молчание:
— Я ничего не могу поделать с паблисити. Но могу попробовать кое-что. Послушайте, Бац-Бац, а что Малышке нравится больше всего?
— Малышке-то? Ну чего? Как и все бабы, она обожает камушки.
— Вы уверены? — засомневался Хеллер.
— На все сто. Пара бриллиантов — и они мурлычут, как кошки.
— Отлично. Везите меня к Тиффани.
Они помчались по улицам, и очень скоро Хеллер уже стоял у прилавка перед услужливым продавцом.
Хеллер пересмотрел все украшения, подаваемые ему на черном бархате. Ни одно из них ему не понравилось. Вдруг он щелкнул пальцами, осененный какой-то идеей.
— Вы изготовляете ювелирные изделия по эскизу заказчика? Мне нужно что-нибудь более сентиментальное.
— Разумеется, — отвечал продавец. — Идите за мной. — И он проводил Хеллера в отдел эскизов.
Художник собрался было приступить к работе, но Хеллер схватил бумагу и фломастеры и принялся рисовать сам.
Что за черт? Он рисовал государственный герб своей волтарианской родины, провинции Аталанта, что на Манко! Два скрещенных бластера, стреляющих зеленым на фоне белого неба в круге из красного пламени. Между прочим, я уже видел, как он рисовал это раньше под надписью «Принц Каукалси» на космическом буксире, в котором летел на Землю. Побольше сентиментальности? Скрещенные бластеры? Что у него было на уме?
В ответ на его вопросы художник сказал:
— Да, мы можем сделать это в виде тиары. Герб, разумеется, расположится спереди и будет крепиться полудиадемой. Поле мы можем выложить бриллиантами, бластеры, как вы их называете, ониксом, то, что вырывается из них, — изумрудами, а пламенный круг — рубинами. И, чтобы смягчить контраст, мы все это вставим в оправу из светлого золота.
— Сколько? — спросил Хеллер.
Позвали еще нескольких человек и после подсчета объявили цену: шестьдесят пять тысяч долларов.
Хеллер порылся у себя в карманах. При нем оказалось всего лишь двенадцать тысяч долларов.
— В данный момент у меня только это, — сказал он.
— В качестве задатка такой суммы достаточно, — успокоили его. — Вы можете заплатить остальное, когда все будет готово.
— И когда же?
— Приближается Рождество. Дел у нас невпроворот. Через несколько недель устроит?
Хеллер отдал им двенадцать тысяч. Но я заметил, что он был удручен. Мне до этого не приходило в голову, что Хеллер стоит на пороге банкротства. Он попросил постараться все сделать как можно лучше и ушел.
Я ликовал. Изя высосет из него всю наличность. Хеллер никогда не сможет забрать эту тиару.