Дело чести. Быт русских офицеров

Я предложил Фредериксу повести его в госпиталь, я был там сегодня уже два раза и с удовольствием пойду туда в третий раз. Я уверен, что солдатам приятно видеть меня. Больные убеждаются, по крайней мере, что о них думают, что офицеры следят за тем, чтобы служащие выполняли свои обязанности, и больным становится легче, а выздоравливающие испытывают такое же удовольствие, какое испытывал я при виде своих товарищей; потому что если образование и развило во мне утонченные чувства, которых не знает рядовой солдат, то этому последнему не менее, чем мне, доступно ощущение благодарности и чистая радость добрых чувств[154].

Я беседую с солдатами, шутка для них больше значит, чем лекарства; веселье, развлечения – вот единственное пособие для выздоравливающих. Мы с Фредериксом разговаривали о своих болезнях, о том, как приятно встретить на улице солдата, и больные с интересом прислушивались к нашей беседе, тема которой была так близка и понятна им.

– Мы счастливее вас, – сказал один из солдат Фредериксу, – когда видим, что наши начальники поправляются после долгой болезни нам на счастье.

– Мы только и молили бога, – сказал другой, – чтобы вам поправиться.

– Наш поручик приходит каждый день справляться о нашем здоровье, словно отец родной, и мы за него бога молим.

Я покраснел, потому что терпеть не могу похвал, и постарался отблагодарить их шутками, а внутренне был вне себя от радости. На этот раз слова прощания послужили сигналом для хора благодарностей, и этот приятный гул стоит до сих пор в моих ушах. Нет, это не тщеславие, это сердце говорит, только сердце может испытывать такую радость. Значит, я верно догадывался, что доставляю им удовольствие, и может быть, сумею заслужить привязанность солдат, половина которых даже не знает меня по имени, и всего за десять дней, и всего посвящая им полчаса в день, отнятых от прогулки и доставляющих мне приятное рассеяние. Я бы хотел растянуть эти посещения как можно дольше за счет других моих занятий.

11 марта

Я пишу для себя

Зачем эти постоянные обращения к читателю? К чему эти разговоры, когда пишешь для самого себя?

В этой тетради сосредоточены для меня все удовольствия, плоды которых я буду пожинать в будущем; эта тетрадь только для меня; я не собираюсь ни поучать, ни просвещать кого бы то ни было, никому не хочу давать советы; все, что написано здесь, пишется только для меня самого; вот почему я часто позволяю себе резкости, вот почему я высказываю тут иногда мысли, кои долго пытался скрывать от самого себя; тут изложены мои самые тайные размышления, и в этом смысле я имею право сказать, что пишу только для себя.

Но неужели я откажу своим родителям, своим лучшим друзьям в удовольствии познакомиться с моими ошибками и с тем, как я исправлял их; неужели я не позволю им прочитать некоторые главы, содержащие запечатленные мною для памяти веселые или трогательные происшествия? Значит, у меня всё-таки будут читатели, и это к ним я обращаюсь; а всё же я пишу только для себя.

Мои друзья, даже просто знакомые, тоже перелистают этот дневник, посмотрят рисунки, протрут некоторые страницы и без лести выскажут мне свое мнение о моих заблуждениях и недостатках, а дальше увидят, как я преодолевал их.

Не знаю, доставит ли им это чтение удовольствие, но они, наверное, познакомятся с моим дневником. А все же я пишу только для себя.

Но хотя я пишу только для себя, мой дневник может попасть в руки равнодушным или нескромным людям, которые случайно или из желания покритиковать прочтут какие-то страницы; вот и ещё читатели.

В конце концов, вся эта глава с начала до конца целиком обращена к читателям, и заголовок, и мысли – всё рассчитано на них, и всё же, поверят они мне или нет (мне всё равно), я пишу только для себя.

12 марта

Романс об единственном экю[155]

Любителям музыки и театра часто приходится расплачиваться несколькими часами скуки за наслаждение послушать один хороший музыкальный отрывок или посмотреть одну хорошо сыгранную или действительно смешную сценку. В Петербурге, куда со всего мира стремятся люди, чтобы составить себе состояние, – ведь Россия – это золотые прииски Европы (одни только её жители не умеют извлекать богатства своего отечества), – особенно часто приходится смотреть пьесы-однодневки, которым аплодируют из-за нескольких плоских шуток или едва сносных сценок, но которые не могут удержаться на подмостках. «Мистификация», «Новый Дон Кихот» пользовались успехом в течение нескольких дней и быстро были забыты[156].