Дело было в Хмелёвке, или Деревенские рассказы

Позади школы по велению одного из председателей колхоза, бывшего фронтовика, соорудили после войны небольшой обелиск в память пятерых погибших на войне односельчан, и каждый год по соответствующим случаям возлагали к нему цветы и принимали в пионеры. В перестроечные годы в беседку под берёзками, что росли аллеей у обелиска, повадились курить и пить сельские пацаны, пока там не нашли мёртвым одного из местных алкоголиков, бывшего передовика Сажина. После этого как бабка отговорила от этого места всех ищущих культурного деревенского досуга.

Там же, на территории парка с обелиском, расположили и обязательный по прежним временам памятник Ленину. Ленин с тех пор давно уже стал необязательным, но его все равно красили ежегодно серебряной краской, и несколько старушек таскали ему цветы на апрельский субботник.

Само обширное колхозное хозяйство едва теплилось, превратившись в муниципальное предприятие и немного помогая выживать местному муниципальному бюджету. По привычке его так и именовали колхозом, и все понимали, о чем идет речь, наблюдая разваливающиеся стены коровников, из которых еще доносилось мычание нескольких коров. Да еще водонапорная башня позади фермы напоминала о былом крепком производстве.

На другом конце села, за старой церковью, расположилось сельское кладбище, где до сих пор еще хоронили местных покойников. Поскольку церковь за ветхостью и обрушением бездействовала, то чаще всего посетителями кладбища были вороны, блудные коровы, пасущиеся без присмотра хозяев, да вдовый сторож Никита Федорович, который гонял их своим костылем и не боялся ни Бога, ни чёрта, а лишь свою мать, очень древнюю старушку Акулину Ивановну, видевшую ещё времена царя-батюшки. Сия парочка приходилась Митяю какими-то дальними родственниками по матери – то ли троюродными, то ли далее, поэтому на правах старшего члена семьи Никита Федорович Митяя жаловал, почитая за почти родного племянника. Живы ли они сейчас?

Зачем он приехал сюда именно сейчас, он и сам не знал. Как-то вдруг возникло чувство, что ему сюда просто жизненно необходимо, и уже неделю со страшной силищей его тянуло на родину, аж жилы рвало. Наконец, устав бороться с собой, Митяй взял отпуск на две недели, наскоро побросал в сумку трусы, носки, шорты, полторашку пива на дорогу и поехал на автовокзал. Все три часа до Хмелёвки, потягивая пивко, он гадал, что ж это с ним за внезапная любовь к родным местам приключилась.

И вот в первую же ночь события с банкой, набитой чертями. Не то чтобы Митяй испугался, но удивился немного. Раньше ему не приходилось общаться с нечистью ни трезвым, ни пьяным, и это давало определенную пищу для размышлений.

Как же эти мелкие вылезли из банки? Митяй закинул ногу на ногу и грыз в задумчивости травинку. Если они смогли просочиться через крышку, что им мешало пройти через стекло? Если уж они такие мастаки проходить через преграды… А если все приснилось, откуда банка на столе и с крышкой? Да еще эта щеколда…

От этих размышлений Митяя отвлек Серый.

Плюхнувшись с размаху рядом на завалинку, он торжественно провозгласил, протягивая Митяю раскрытую ладонь:

– Здорово, Митяй! Давненько не видались. Какими судьбами?

В чёрных глазах его играли хитрющие огоньки.

Вообще-то Серого звали Сергей, и фамилия его была самая обычная – Ковалёв. Был он обычный деревенский парень, на пять лет постарше самого Митяя, но юные митяевские годы так или иначе пролетели где-то поблизости от старшего товарища, который брал на себя труд вытаскивать Митяя из разных подростковых передряг.

Сам Ковалёв после армии недолго пробыл в деревне. Через год женился и укатил на заработки в город. Но там по пьянке попался на сдаче ворованного металла и поехал по этапу мотать срок. Честно оттрубив трёшку от звонка до звонка, Серый подался на стройку. Зарабатывал неплохо, сумел поднять дочь и сына, но его привычка иногда отлучаться в запой привела в итоге к полному отсутствию доверия к нему со стороны жены Натальи, а затем и работодателя. И вот уже год – разведённый и безработный – Серый проживал в родной деревне без каких-либо чётких планов на будущую жизнь.

– Здорово! – Митяй пожал Ковалёвскую ладонь сильно и уверенно, демонстрируя радость от встречи со старым другом. – Давненько. Лет пять уже, да?

– Шесть, – поправил Серый. – Но это ерунда. Наверстаем. Ты как? Насовсем?

– Нет, погостить, – покачал головой Митяй. – А ты откуда узнал, что я здесь?

Серый улыбнулся, развел руками, удивляясь недогадливости Митяя, и произнес только одно слово:

– Шурея!

Глава 3. Шурея

      Когда-то давно работала в колхозе дояркой приятная с виду женщина по имени Александра Ивановна Богачёва. Дояркой она слыла неплохой, грамотами награждалась ежегодно, что позволяло колхозной ферме долгое время удерживать звание передовой и хранить в красном уголке переходящее знамя. Скотники уважительно и по-свойски именовали Богачёву Шура Ивановна, поскольку что ни говори, а сложена она была ладно, лицом красива. Один был у нее недостаток – любопытство.