Дело было так

Мы договорились встретиться через два с половиной часа на центральной автобусной станции. Я побежал на свою «Скорую помощь» — поменяться дежурством, в университет — попрощаться со своими мышами, и в свою студенческую комнату — собрать сумку в дорогу. Мы встретились возле автобусной кассы, поехали в Хайфу, а оттуда местным автобусом в Афулу. Всю дорогу мы беседовали, а на подъеме в Тивон она вдруг попросила меня поменяться очками — «только на одну секунду», чтобы посмотреть, как каждый из нас выглядит в очках другого.

Это было сладкое и возбуждающее мгновенье сходства и различия, испытания и доверия, некое подобие первого поцелуя, который затуманивал и заострял все вокруг, как бы предвосхищая своих будущих настоящих собратьев. Тот очкарик, чья любимая тоже носит очки, знает, о чем я говорю, а кто не очкарик… — но не стоит тратить слова на этих несчастных. Так или иначе, в эту минуту я понял, что Авигайль будет рада постельным порядкам бабушки Тони.

Мы сошли с автобуса на перекрестке Нагалаль и пошли пешком в мошав. В воздухе царил знакомый приятный запах молотой соломы и казуарин. Крестьянин на тракторе остановился возле нас и предложил подвезти. Мы сидели на его прицепе, близко друг к другу, наши плечи соприкасались и руки продлевали это касание до локтя. Ее кожа была наделена не только приятным ароматом персиков, но и какой-то особенной гладкостью. Наши лица сблизились, мы поцеловались первым поцелуем. Улыбающимся, очкастым, коротким и скромным. Крестьянин и его трактор даже не заметили произошедшего.

Из центра мошава мы направились к дому бабушки Тони. Только сейчас я объяснил Авигайль, что ее ждет.

— Это не так уж просто — гостить у моей бабушки, — сказал я ей.

— А в чем дело?

— У нее мания чистоты, — сказал я.

— Не страшно, — сказала она. — Моя мама тоже такая.

Я вежливо улыбнулся.

— Авигайль, — сказал я, — я думаю, ты не понимаешь, о чем я говорю, о чистоте какого рода и уровня.

— Моя мама, — сказала она, — чистит между кафельными плитками в кухне. Она делает это зубочистками и делает это сама, потому что не полагается на домработницу.

— Авигайль, — сказал я, — ты делаешь успехи, но ты и твоя мама все еще на втором месте, и с очень большим отрывом. Моя бабушка моет стены и кладет на каждую ручку двери или окна маленькую тряпку, чтобы их не коснулись грязными пальцами.

— Моя мама, — сказала Авигайль, — опрыскивает и дезинфицирует душевую после каждого употребления.

Я рассмеялся.

— У вас принимают душ в душевой? У моей бабушки это запрещено. У нас есть шланг на стене коровника, и это и есть наш шикарный душ, если позволишь мне добавить.

— Моя мама, — сказала она, — все еще ездит в «бьюике» пятидесятых годов, но свой пылесос она меняет каждый год, потому что новая модель, возможно, высосет еще три пылинки из ковра.

— Авигайль, — сказал я, — только любовь и сострадание, которые я питаю к тебе, не позволяли мне поднимать вопрос о пылесосе. Но коль скоро ты сама его подняла, да будет тебе известно, что у моей бабушки тоже есть пылесос.

— Ну и что? — удивилась Авигайль, в смысле: «Ну и что тут такого? У многих людей есть пылесос. Для этого не надо иметь манию чистоты».

— У нее есть пылесос, но она им не пользуется, — объяснил я.

— Потому что он плохо работает?

— Хуже того. Она им не пользуется, потому что от этого в нем собирается грязь.

— Что?!

— То, что ты слышишь. Потому что, работая, он собирает пыль и грязь, а тогда приходится чистить и его тоже.

— Ты победил, — сказала она.

— И кстати, по поводу шикарного душа в коровнике, — сказал я. — Тебе тоже предстоит воспользоваться им сегодня вечером. Все коровы будут подглядывать, и я тоже приду посмотреть.

Глава 27

Солнце клонилось к закату. Мы подошли к бабушкиному дому. Я объяснил Авигайль, что через переднюю дверь заходить нельзя. Мы пошли вокруг дома к задней двери, и я объяснил ей, что сходить с мощеной дорожки на землю тоже нельзя, потому что можно занести в дом грязь. Мы подошли к задней двери, и я объяснил ей, что просто открыть и войти в дом тоже запрещается, а потом позвал снаружи: «Бабушка… Бабушка…»

Она вышла с сияющим лицом.

— Как хорошо, что ты приехал, — сказала она, а ее глаза тем временем уже разглядывали мою новую подругу. Я расцеловал бабушку в обе щеки, зная, что ей это очень нравится. К тому времени я уже не был взрослеющим подростком, и наши отношения с ней снова наладились. Мы сели втроем на «платформе». Она сразу объявила, что я снова спал с лица, но сказала, что на этот раз у нее, к сожалению, нет сметаны, чтобы накормить меня, как следует быть, и тут же пожаловалась на Менахема, который поспорил с ней о чем-то и поэтому не отделил для нее сметану в сепараторе. Отсюда она немедленно перешла к другим жалобам. Дедушка опять убежал ей к Бене и вот уже несколько дней прячется там, Яир без предупреждения уехал ей в Хайфу, а ведь она ему говорила, что нужно кое-что оттуда привезти, Батшева слишком редко навещает ее, а Батия — «надо же, именно Батия, твоя мама» — поехала в Ханиту к этому отвратительному Итамару.