Дело было так

Этот нагалальский период моей жизни — не очень долгий, но очень для меня существенный — начался, когда мне было лет девять. Маме опротивела роль домохозяйки. К тому же ее тяготила банковская ссуда, взятая на покупку иерусалимской квартиры, да и одной учительской зарплаты отца тоже явно не хватало, чтобы прокормить растущую семью. И как раз в это время в Нагалале открылись учительские курсы с ускоренной программой. Мы переехали туда, мама поступила на эти курсы, а отец начал преподавать в сельскохозяйственной школе мошава. Возможность пожить рядом с бабушкой Тоней, дедушкой Ароном и дядьями Менахемом и Яиром очень обрадовала меня. Я любил их всех, я любил наш двор, коров и телят, нашего Уайти, наши поля и наших птиц, особенно цыплят в курятнике. Мне были симпатичны даже гуси, хотя они то и дело нападали на меня и даже клевали. В моем сознании все они существовали в двух планах сразу — в литературном, как герои маминых рассказов, и в реальности, как те обычные люди и животные, которых я видел во время наших предыдущих поездок в мошав и которые стали еще реальнее сейчас, когда мы переехали туда жить постоянно.

Родители сняли второй этаж в доме семьи Карасик, недалеко от дома дедушки и бабушки. В квартире были всего две комнаты и маленький «холл», но зато комнаты были больше, чем у нас в Иерусалиме. Та, в которой жили мы с сестрой, смотрела на юго-восток, на широкие просторы полей, а внизу под ней была большая, залитая солнцем веранда, на которую можно было выбраться прямо через окно над моей кроватью.

Мы переехали в Нагалаль в начале летних каникул, и, к большой неожиданности и общей радости, отношения между отцом и бабушкой сразу улучшились, что означает — стали терпимыми. Она даже не раз приходила нас навестить. Отец, услышав ее шаги на лестнице, неизменно объявлял: «К нам поднимается теща», — но говорил это уже не с раздражением, а с улыбкой.

И еще одно хорошее произошло. В Нагалале у нас с сестрой появилась наша первая собака, терьер смешанной породы, которого мы получили в подарок от друзей и назвали весьма оригинальным именем Лаки, то есть «счастливчик». Это был веселый и умный щенок, который с возрастом стал настоящим членом семьи. Однажды зимой маме захотелось пошутить, и она примерила ему синюю шерстяную безрукавку, которую связала моей сестре. Мы стали хохотать, и чувствительный Лаки невероятно обиделся. Он выбежал из дома как был, в этой синей безрукавке, и мама бросилась за ним. Она долго преследовала его — под дождем, утопая в деревенской грязи, в сопровождении своры возбужденных и злорадствующих деревенских собак, — но в конце концов вернулась, победоносно размахивая перепачканной мокрой безрукавкой.

— Только этого нам не хватало, — тяжело дыша, сказала она, — чтобы о нас говорили, будто мы вяжем свитеры для собак.

И хотя она при этом улыбнулась, но можно было почувствовать, что это «чтобы о нас говорили» было произнесено с полной серьезностью.

Мама всячески пыталась заинтересовать меня сельскохозяйственными занятиями, но, увы, не преуспела в этом. Дядя Менахем выделил ей участок в полдунама за птичником, и она посеяла там огурцы, перец, баклажаны, чеснок, лук и помидоры для нашей семьи. Каждый день, после уроков на курсах, она шла навестить свой огород и через несколько дней попросила меня пойти ей помочь.

Я охотно пошел. Мы начали полоть, разрыхлять и окучивать, но через полчаса я выпрямился, оперся на мотыгу и сказал ей:

— А сейчас ты поработай, а я буду рассказывать тебе истории.

Она расхохоталась, но домашние, услышав об этом, понимающе переглянулись, видимо припомнив, как сеял когда-то огурцы мой отец. Кстати, несколько лет спустя я начал куда серьезней работать с Менахемом и Яиром и даже получал от этого большое удовольствие. Но тогда, в девять лет, я отнюдь не демонстрировал того усердия, которого ожидают от претендента на почетное звание «Я из мошавников Нагалаля». Вся моя трудовая деятельность ограничивалась утренними посещениями коровника, куда нас с сестрой посылали за молоком.

В коровнике всегда звучала громкая музыка. Дядя Менахем протянул туда провод от домашнего радио и подсоединил к нему динамик. Он говорил, что музыка хорошо влияет как на количество молока, так и на его качество. Наши коровы попеременно слушали то «Кол Исраэль», то «Галей Цахал», и всякий раз, когда дядя, находясь в коровнике, хотел перейти с одной станции на другую, он закладывал два пальца в рот и громко свистел, а его жена Пнина, услышав этот свист, тотчас переключала домашнее радио на нужную волну. Во время дойки оба дяди, Менахем и Яир, непрерывно спорили, перебивали и передразнивали друг друга, рассказывали разные истории и острили по поводу своих родителей, самих себя, своих соседей и всех прочих мошавников.