Дело Бутиных

Багашев ни одной минуты не находился в покое. Всего труднее ему было молчать. Казалось, он продолжает говорить, когда разжевывает свой кусок индейки иод ореховым соусом или сует промеж рыжевато-клочкастых усов ломтик рассыпчатого миндального пирожного. Он все что-то сообщал, с чем-либо не соглашался, кого-нибудь спрашивал.

Разговор, коснувшись мора среди монголов и распространения тарбаганьей чумы в сопредельные русские села, самоотвержения врачей и студентов-медиков из Томска и Петербурга, сражавшихся геройски со страшной черной хворью, — естественно привел к аптеке, затеянной Бутиным. Дело это поручили Зензинову, поскольку знали его интерес к медицине и достигнутый им успех в тибетском врачевании травами и кореньями. Но дело подвигалось медленно.

Между тем Бутин очень рассчитывал, что аптека поможет и рабочему люду на приисках — лекарствами, советами, выездами аптекарей на разработки. Покамест лечились подручными средствами, баданом, зверобоем и бабкиными пришептываниями…

— Изба поставлена просторная, на два помещения. Плотничьи работы проделаны, полки, столы, вертушки — все уже наготове — берите в помощь сынов и езжайте в Иркутск за провизором и лекарствами!

— Кому вы вручаете такое дело? — тут же вмешался Бага-шев. — Моему другу Михаилу Андреевичу Зензинову? Я к нему всем сердцем привязан, но при нем же доложу: он современной медицины не признает! Он шаманов почитает! Ну, согласен, мой друг — образованный шаман — проник в дебри тибетских лечебников… Но сколь много местных врачевателей зло приносят! Вон в Цасучее на Ононе, случай недавний: мальчонка лет семи приболел, жалуется, что «урчит» в животе. Позвали деревенского эскулапа, деда Антифора. Сей врачеватель ставит диагноз: у Митяя вашего, мол, «внутренняя грыжа», может прогрызть кишки! И немедля, при покорных и невежественных родителях, берется за лечение. Аптечный препарат — под рукой: оконное стекло! Невежественная дикарская рука истирает сей препарат в порошок и, наполнив порошком полстакана, выпаивает с водичкой несчастному обреченному мальчику: «Чтоб разбить грыжу». Вскоре мальчик начинает корчиться от нестерпимой боли: «Мамонька, мамонька, как иголками колет», — и невинная жертва варварства отдает Богу душу! Докуда можно терпеть такое!

— Но при чем здесь я, милейший Багашев! — воскликнул Зензинов. — У нас здесь один фельдшер на тысячи и один врач на десятки тысяч квадратных верст. Вот откуда то, что вы именуете шаманством! Хоть взять Нерчинско-Заводский округ с его сотней тысяч квадратных верст. И что же, господа! Один врач и три фельдшера на пространство европейского государства! Когда и кому лечить вашего беднягу Митяя! Вот доморощенные лекари и лечат! Где нашептыванием, где заговором, а где и более сильными средствами: ядовитыми растениями, сулемой, медным купоросом и, как в данном случае, толченым стеклом… Только обязан возразить: все эти знахари и знахарки — дедушки Кузи, дяди Трофимы, тетки Орины, бабки Харитины и прочие Антифоры — к тибетской медицине имеют гораздо меньше отношения, чем ваша уважаемая Марфа Николаевна к приготовлению кофия для английской королевы Виктории!

— Прекрасно, — сказал, переждав общий смех, Бутин, — из сферы речей переходим к делу. Не соболезнования нужны, не критика, но врачи и фельдшера, лекарства и медикаменты, больницы и аптеки. Прошу вас, господа, потрудиться вместе на сем поприще.

Меж тем сестры, наскучив серьезным да еще страшноватым разговором мужчин, негромко завели свой о всякой всячине.

Наталья Дмитриевна, по мужу Налетова, немного похожая на старшего брата, светловолосая, с округлыми щеками, несколько медлительная, с распевным голосом, оживленно поведала о знаменитых туманных картинах, которые за большие деньги показывал хитроумный делец Крассо, и будто он после Петербурга и Москвы, с заездом в Нижний, намерен побывать и в Томске. Хорошо бы его зазвать в Иркутск, а оттуда в Нерчинск, вот бы вы, брат любезный, Михаил Дмитриевич, позаботились о нас, что мы тут в сопках видим!

Стефанида Дмитриевна, ныне Чистохина, внешностью скорее в младшего брата, скуластенькая, смуглая, с красивыми стройными плечами, — та о новых шляпках к лету, с лентами, очень модный сейчас фасон, может быть, — взгляд на Михаила Дмитриевича, — попросить господина Шипачева, чтоб выписал?

Зять, Чистохин, приехавший из Верхнеудинска, где он по просьбе Бутина подыскал солидного надежного доверенного фирмы, — сообщил новость, которой Михаил Дмитриевич придал значение: предстоит прибытие в Нерчинск епископа Селенгинского Мелетия, известного своей громкой биографией и необычными проповедями.

У Багашева на все свой взгляд.

И на Мелетия нашлось слово. На епископа Селенгинского.