Читаем Дело Бутиных полностью

Братья глянули друг на друга, не выдержали и расхохотались. Капараки поморгал жгуче-черными ресницами и присоединился к ним, подрыгивая в восторге от своего остроумия длинными ногами.

— Пусть по-вашему, — сказал Капараки, довольный произведенным эффектом. — Я со всем согласен и все подпишу, — и невинным голосом, как о пустяке: — Только прошу вас и мне вперед кой в чем подсобить, навстречу пойти…

<p>6</p>

И Бутины в тот раз пошли. Подсобили. Хорошо их Егорыч объегорил.

…И хотя разговор нынче, спустя полтора года, обещал быть весьма крутым и нарушения, сделанные Капараки, были недопустимыми и принесли ущерб Товариществу, братья порешили меж собой объясниться с Капараки мирным путем, не доводить до раздора и разъединения. Но и на шаг не отходить от постановлений и распоряжений Товарищества.

Примочки и отвары, ахи и охи Капараки не могли быть препятствием для делового мужского разговора.

— Итак, милостивый сударь, — сухо и официально начал младший Бутин, болезнь ваша не такого свойства, чтобы помешать нам эту встречу почесть собранием учредителей фирмы. Не так ли?

Капараки страдальчески повел глазами: «О Господи, дай мне выдержать, мне, немощному, слабому, страдающему, уложенному хворью в постель, чьи силы покоятся только на лекарствах и воздержании!»

— Так вот, милостивый государь, — продолжал младший брат. — Мы вынуждены напомнить вам, что согласно шестому условию Учредительного акта каждый из нас троих обязан ежегодно делать взнос на производство промывочных работ и на предмет заготовления к сему. Один из нас не внес положенную сумму ни в прошедшем году, ни в нынешнем. Что вы можете ответить нам, милостивый государь?

— Милостивый государь, милостивый государь! — с болезненным раздражением отвечал Капараки, чуть приподняв кудрявую голову от подушки. — Будто не родичи, а стряпчие или понятые пришли! Милостивый государь болен. И у милостивого государя долги — ох! ох! — весь в долгах, весь год рассчитывался и должен остался!

— Нам пришлось сделать заем в счет недостающего капитала, — с той же сухостью сказал Михаил Дмитриевич. — Не могли же мы в горячую пору приостановить промывку и сорвать заготовки. Дважды вы принудили нас прибегнуть к сему средству, в котором не возникло необходимости, ежели бы вы, придерживаясь шестого пункта, не манкировали с очередными взносами!

— Я же говорю, — чуть оторвал голову от подушки Михаил Егорович Капараки. — Ну полное безденежье! Вот у вас есть деньги, а у меня нет!

— Почему же у вас нет денег? — тем же сухим, сдержанным тоном возразил младший Бутин. — Вы свою долю получали исправно. В точном согласии с третьим условием акта, с учетом предоставленных вам, по вашей просьбе, льгот. Давайте разберемся, господин Капараки, мы ведь с вами люди серьезные, не в фантики играем!

Николай Дмитриевич предупреждающе взглянул на младшего брата: не очень круто, помаленьку, все же в постели человек, не то нам придется ему примочки делать или Капитолину Александровну кликать на помощь!

— Мы разделили участие в Товариществе, как вам известно, милостивый государь, на сто двадцать паев. При этом выделили, пойдя вам навстречу, из числа всех приисков три: Софийский по реке Нараке, Ивановский по реке Жерче и Евгеньевский по реке Дарасун — ваши (до образования Товарищества) прииски. Ежли по десяти приискам из ста двадцати паев по сорок пять принадлежат Бутиным, по тридцать — вам, то по трем, названным мною, шестьдесят паев пришлось вам и по тридцати — Бутиным. Так что вы не были в убытке: по крайней мере треть из общего дохода досталась вам! Чистенькими. А нам, двум другим учредителям, достались, милостивый государь, все расходы и все убытки. Каков же получается из сего вывод? А такой: мы, Бутины, вкладываем все средства доходов в дело, а вы, милостивый государь, тратите весь доход на себя и свои нужды.

Он не взглянул на брата. Он не спускал своих узких темных монгольских глаз с Капараки.

А Капараки набирался встречной злости.

Нос у него словно круче изгорбатился и заострился наподобие петушиного клюва. Черные, с сероватым отливом глаза угрожающе засверкали — вот-вот выпрыгнет из-под одеяла, размахивая кулаками. Может статься, не токмо содержание справедливых упреков пробуждало у него сопротивление и ярость, но и этот учтиво-холодный тон. Эти «милостивый государь», «уважаемый», «господин Капараки» — точно он чужой, пришлый, откуда-то свалившийся подозрительный незнакомец!

— Приходится, господин Капараки, высказать вам то, что при честном вашем партнерстве было бы предано забвению. Мы оказали вам не оправданное интересами Товарищества снисхождение, разрешив продать из добытого общего золота прошедшего года три пуда купцам Сабашниковым и два пуда — из ныне добытого — купцам Пермитиным. В счет ваших личных дел с этими достойными господами. А это ведь круглой цифрой — десять тысяч полуимпериалов! Они могли бы быть употреблены с большей пользой на устройство ваших же бывших приисков. Хотя бы того же разнесчастного Ивановского…

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги