Дело Бутиных

Привлекала внимание пытливого сибиряка и пестрая разнородная публика, населившая внутренние помещения и обширные палубы парохода, и каюты всех классов, и пароходный «подвал» — трюм, преисподняя корабля!

Что за народ?

Негоцианты, дельцы вроде него. Праздные дамы и господа, возвращающиеся из Старого Света или совершающие прогулку в Америку. Но немало и скромно одетого люда, едущего за океан не от хорошей жизни — в поисках работы, удачи, профита, фортуны... Отчаянно жестикулирующие и громко, будто дома, разговаривающие итальянцы; многосемейные, хитроглазые греки, дальняя родня Капараки; молчаливые, рослые, в свитерах, норвежцы; усатые хохлы в засаленных шароварах... Все человеческие чувства можно прочесть на лицах этих бедолаг — мужчин, женщин, ребятишек: надежду страх, отчаяние, озабоченность, беспечность, уныние, сомнения, озлобленность, тревогу, самоуверенность, равнодушие...

Что ждет их всех там, за океаном, в стране, поглощающей ежегодно сотни тысяч переселенцев из всех стран мира!

Что ожидает вон того смуглого мужчину из Апулии или Сицилии, оставившего нищую многодетную семью в надежде разбогатеть, во всяком случае, добыть средства для прокорма жены и детей? Оправдано ли радостное нетерпение красивой молодой женщины, окруженной кучей детворы, — она спешит к мужу, которому удалось купить небольшую ферму в Дакоте или Канзасе, — будет ли к ней доброй и справедливой земля Америки? Вырастут ли десятки носящихся по нижней палубе чумазых детей, забывших облик призвавшего их к себе отца, — вырастут ли они в трущобах Чикаго, или рабами богатого скотовода, или свободными зажиточными гражданами великих Штатов?

Раздался звучный голос гонга, приглашающего к завтраку.

В большом салоне, огражденном от палубы стеклянными стенами, за широким столом, прикованным к полу, сидели трое: двое мужчин и женщина. Бутин быстро определил — американцы. Он поклонился и сел на свое место напротив женщины. Глянув на лежавшее возле прибора меню, тонким остро отточенным блокнотным карандашом поставил легкие птички против строчек: «яйца», «бекон», «масло», «кофе». Он предпочитал завтрак «по-английски».

Американцы, особенно мужчины, один постарше, с округлой светлой бородой и живыми синими глазами, другой — молодой человек, безусый и безбородый, — бесцеремонно и несколько вопросительно разглядывали сухощавого, просто и элегантно одетого господина со смуглым лицом, узкими глазами и остроконечной бородкой, отливающей смолистым блеском. Бутин, сохраняя обычную невозмутимость, неспешно занялся едой. Его занимал океан, он был рядом, в нескольких шагах, огромный, зеленый, чуть беспокойный, непроницаемый, таящий свои думы в загадочной глубине. Его воображением уже прочно завладел американский берег, и он вновь и вновь мысленно вычерчивал предстоящий долгий и обещающий быть интересным маршрут Нью-Йорк — Сан-Франциско. Наметка пути была составлена еще в Нерчинске, с учетом путевых набросков и содержательных дневников милого и обязательного Юренского и новых рекомендаций, полученных в русских посольствах Парижа и Лондона.

Он размышлял о предстоящих встречах с представителями делового мира, и вдруг перед ним возникла картина: Джон Линч, изумленно взирающий на представшего перед ним сибирского знакомца! Потом он перебрал в уме поручения Михаила Коузова, Маурица, Капитолины Александровны, брата и сестер, Марии Александровны и будущего тестя. Даже сам Михаил Семенович Корсаков обратился с просьбой. Породнившись с купеческой фамилией Трапезниковых через молодую жену Людмилу Иннокентьевну, пожелал одарить супругу и ее родителей чем-нибудь необыкновенным, заморским. Отдавшись мыслям, Бутин как бы «отстранился» от своих сотрапезников и не расслышал дважды обращенный к нему вопрос старшего из американцев. Соседей по столу интересовало, кто же этот европейского вида и восточного облика господин, каково его имя и звание. Не получив ответа, они решили, что он чванливый невежа или вырядившийся европейцем путешественник из такой страны, где и понятия не имеют об английском языке!

Посему, выпив изрядно виски, мужчины завели между собой разговор в довольно свободных выражениях, стараясь перещеголять друг друга в догадках о происхождении «этого восточного принца во фраке».

— По-моему, дьявол меня возьми, он настоящий монгол!

— Говорю тебе, отец, он малаец. Я в книге такого типа видел!

— Малаец, монгол или как там еще, мне начхать, азиат — и точка!

— А может, не азиат, может, немой или даже глухонемой!

— Ну, Боб, скажешь! Стукни меня по котелку, если этот молчун не переодетый абиссинский князь или раджа какой-нибудь! Золота и алмазов куча, вот и разгуливает себе по белу свету. Будь у меня столько денежек, я бы тоже помалкивал.

Все, что они говорили, до него не сразу дошло, а когда понял, что абиссинский князь — это и есть он, Бутин, то повеселел и дальнейшие фантазии выслушал с живейшим интересом.