Дело Бутиных

— Хорошо, господа, с указом затормозим. В нашей Сибири всякое дело можно затянуть хоть на год, хоть на два. А вы без промедлений шлите жалобу в Петербург на имя государя. — Он сделал внушительную паузу. — Я лично буду просить его. — Снова пауза. — Надо, чтобы государь изменил букву закона, разрешающего заводить администрацию лишь в столицах и портовых городах. Тут, господа, корень всего. Как мне представляется, моему стольному граду Иркутску не миновать третьей администрации. А четвертому Риму, запомните, господа, не бывати! До свиданья, господа!

— Однако же, — твердили визитеры, направляясь после трудного этого часа, к более приятному месту — от Анучина к Тестову, из опасного особняка в милейший трактир, — однако же, Михаил Васильевич, твердого духу вы. Истинный Духовской!

— Гений — это терпение, господа, — так справедливо изрек великий Бюффон, — скромно и назидательно произнес старый политикан. Господин Кноп, — зная скупость банкира, мстительно сказал Духовской. — Сегодня шампанское за вами!

Что касается генерал-губернатора, то, оставшись один, он не сразу перешел к другим делам, а еще долго размышлял о Бутине и его судьбе. Предприятия Бутина, несомненно, дали сильный толчок развитию Восточной Сибири. Это так. Но его дружба с ссыльными поляками, покровительство всяким мятежно настроенным субъектам, высказывания в речах и в печати о бедствиях народа и бездействии властей, интерес к новым идеям... Нет, Бутин не социалист, не бунтарь, но близок, подвержен, в сочувствующих пребывает. Купеческие дети, сыновья священников, даже отпрыски дворян идут ныне в народ, якшаются с мастеровыми, пишут листовки. Правильно, что «властителя дум», любимца интеллигентной черни не выпустили из Сибири, а загнали с Кадаи на Вилюй! Разумеется, нелепо ставить рядом коммерсанта Бутина и бунтаря Чернышевского! Однако ж в атмосфере неуважения к властям рождаются цареубийцы, те безумцы, что осмеливаются поднять руку на самодержца... Дмитрий Григорьевич припомнил, как в свой приезд в Нерчинск был неприятно уязвлен мерзкими стишками в свой адрес под названием «Встреча нового Бога». Пасквиль писан не без ведома Бутина, близким к нему служащим фирмы неким Шумихиным. И если быть справедливым в бутинской истории, то душой он на стороне тех бедняг, кои отдали фирме деньги в заем и имеют святое право получить свои средства обратно. А банкрот — таков закон жизни — должен отвечать за свои просчеты и промашки.

Анучин пойдет к государю и убедит его.

45

Звонников и Михельсон приняли самые жесткие и хитроумные меры, дабы не дать сенатскому указу ходу, затормозить введение его. Они искуснейше тянули со сдачей имущества владельцам. И, не сдавая имущества, меж тем предъявили к уплате счета. И самое зловредное, добились подписки Бутина о невыезде из Иркутска.

Бутин потерял сон. Подписка о невыезде — придумали же подлейшую казнь для его ума и воли! Он не бездействовал. Из своего заточения вел деятельную переписку, прежде всего с Морозовыми. Люди, верные ему, разъезжали по предприятиям и как могли влияли на их работу, противостояли доверенным администрации, стремясь сберечь имущество от расхищения и наладить ход производства. Победа Хлебникова дала такую возможность. И шансы. Бутин зорко следил за всеми шагами Звонникова и Михельсона. И не выпускал из вида все хождения по сферам Духовского. Просьбы учителя Звонникова были одни и те же: или сохранить старую администрацию, или учинить новую в Иркутске или Москве. Духовской и его «кружок» жаловались на неправильное исполнение указа Сената. И добивались заступничества государя. Духовской дошел до министра финансов Николая Христиановича Бунге, которого знал еще по Киеву, где тот был ректором университета, а он, молодой юрист, слушал его лекции.

Бунге нисколько не выглядел сановником, он и по внешности, и по речи, и по манере держаться, — ученый, профессор, лектор. Конечно же Духовской хорошо знаком с трудами Бунге — и по статистике, и по политической экономии, и по полицейскому праву, и по истории экономических учений. Бунге и был прежде всего экономистом, а не администратором, и это сказалось на характере его беседы с Духовским.

— Нам надо шире смотреть на наше развитие, Михаил Васильевич, — всем нам — от пахаря до министра и сенатора. Думать о всеобщем благосостоянии нашего необъятного и столь бедного государства, а не о мелочных, эгоистических и сиюминутных интересах. Поощрять капиталистов с размахом, культурой, перспективами, а не разорять их.

Он склонил крупную седовласую голову к бумагам на раскрытом бюваре.