Дело Бутиных

— Ну и детки-малолетки, секунды не прошло, больше моего уже знают! Марш, говорю!

И она с легкостью, как пушинки, подхватила одной рукой Мишу, другой Филу, и они, сидючи в ее крупных согнутых руках, как в креслах, помахивая новоявленной тете пальчиками, покинули комнату, — Серафима понесла их направо, в другую половину избы, откуда послышалось поплескивание воды и веселое повизгивание.

Снова Капитолина Александровна осталась одна.

Значит, в доме кое-что знают о бутинской семье, иначе бы Серафима не смещала Капу и Таню, Бутин рассказывал и о ней, и о Татьяне Дмитриевне, и о Марье Александровне, немного, но рассказывал.

Но где же Зоя-Зоря, где мать детей, почему не слышно ее голоса, почему она не выходит? Не хочет выйти? Или отлучилась? Не в Нерчинск же уехала? Быть здесь и не объясниться с невенчаной женой Михаила Дмитриевича? Не внушить ей, что в доме Бутиных у нее есть друзья и сочувствующие сердца...

Младшая из сестер не была за чаем, не вышла к разбору гостинцев, не показалась к обеду, не напомнила о себе и в минуты отъезда, когда появился дышащий тайгой, сосновой шишкой, мшаником и порохом Петя Яринский и стал запрягать Алмаза и Агата. Досадно, неуютно, беспокойно было тете Капе до той минуты, когда Серафима не сказала вполголоса, отведя ее от заигравшихся детей:

— Не сердитесь на нас, милая барыня, не готова сестра к встрече с вами. Ну, забоялась, растерявшись... Ежли наведаетесь в другой раз, то уж как родную всем кругом встренем!

Она поцеловала Серафиму. Дети не отпускали ее. А какое удовольствие было написано на их лицах, когда их прокатили в коляске за черемушник до речки, и они сидели, угретые доброй и красивой тетей в коляске. Они долго махали ей руками, что-то кричали, а она за спиной Яринского молча, радостно и безутешно плакала, прижимая розовый платочек к покрасневшим глазам...

32

Подошла Серафимина свадьба, а он обещал, что все будет по всем правилам, пристойно, торжественно. «Как у людей».

Ошурков и его воспрявшая от хилости и немощей мамаша, польщенные приходом Бутина, — в первый раз он явился один, пробыл всего несколько минут, как ближайший родственник, опекун Серафимы Глебовны и ее семьи после гибели отца, пришел познакомиться с женихом, обговорить день обручения, место, составление брачного договора, приданое, — Ошурковы, обрадованные и растерянные вниманием первого богача Нерчинска, нежданно оказавшегося покровителем и чуть ли не родней невесты! — ничего не просили, соглашались на все условия.

Они твердили, что от Бога эдакое счастье, такая распрекрасная женщина не пренебрегла их убогим домом, согласилась стать милой женой, любимой сношенькой, доброй матерью бедным сиротам. Она дороже всяких денег, а за приданое для девушки — двадцать тысяч рублей они будут вседневно и всенощно Всевышнему молиться во здравие всемилостивого господина Бутина. Смешная старуха, вроде темная да забитая, а с первозданной, извечной материнской гордостью: «Ермолай у меня все умеет, при болезной жене и после — царствие ей небесное, — по домашности управлялся, в четыре утра встанет, в полночь ложится, корова подоена, стайка убрана, корм для чушки упарен, щи на день сварены, даже хлеб испечет. Поисть сын-то не успеет, а о семье побеспокоится. Питомице вашей, господин хороший, за ним ладно будет; с детьми, конечно, делов хватит, помилуй нас грешных, Пресвятая Мать Богородица... А насчет одежки да обуток и прочего у нас и вовсе нет сумлений, — должно, цельный сундук приволокет — лошадьми не затащишь!»

Ермолай даже ухнул с досады на настырную мамашу, и она тут же как провалилась сквозь землю.

В общем, оказался Бутин сватом! И надо было искать дружков для жениха и невесты! Хотят свадьбу без всяких пустосватов, без смотрин, без пропоев и похмелок, без караваев, чтобы не слишком привлекать внимание людей — лишние толки, пересуды и толпы зевак и любопытных. Но без дружков никак нельзя! И бедные свадьбы без шаферов не деются!

Один — для невесты — есть: это Петя Яринский. А кого подобрать для жениха?

Бутин пригласил к себе Стрекаловского.

Иван Симонович пришел прямо из конторы, нарядный, как всегда, лишь от запястий до локтей синие нарукавники, — вид рабочий, деловой: и в самом деле вел сейчас сложные расчеты по миллионным московским кредитам. А все ж выглядел щеголевато в новом модном жилете.

— Присядьте, Иван Симонович, у нас разговор.

Бутин придвинул своему помощнику коробку сигар. Они закурили. Бутин однако ж не сразу приступил к главному пункту разговора, пункту, ради которого пригласил к себе своего помощника.

Аромат гаванской сигары располагал к откровенному и задушевному разговору.

— Что же показывает Иркутск, Иван Симонович? Каковы там настроения? Что нового слышно от господина Хаминова?