Дельфиний мыс

В музее Катран был ровно три минуты, он застал там того же типа, который, можно сказать, выгнал их с амфорой… И вся операция прошла как нельзя лучше: вещь разлетелась на тысячу кусочков! Сам не ожидал…

Катран сбежал по ступенькам вниз и, весь красный, не задерживаясь ни минуты, полетел к автостраде, к морю. Он бежал, но что-то так и сосало его внутри… Ведь никогда больше не увидит эту штуку, никогда! И никто из ребят не увидит, и Федор Михайлович. И не поверят, какая это была вещь! А ведь при желании на дне бухты Амфор можно найти много всякого, только надо иметь сильное желание и, конечно, сильные легкие, чтобы долго быть под водой и не выскакивать малодушно через двадцать секунд…

Но все-таки жалко, ах как жалко, что никто больше не увидит его находки!

В каком-то лихорадочном ознобе бродил он с час по главной улице Скалистого, толкался у кинотеатра "Волна", беседуя со знакомыми мальчишками, заглянул в городской сквер и все не мог найти себе места.

Сегодня после обеда они условились встретиться у Дельфиньего мыса надо отпраздновать Илькины успехи: прошел все-таки! Теперь-то он, наверно, будет сносным парнем, а то ведь как заедало его: четверо прошли, а он нет… Разве можно вытерпеть такое? Он давно подкатывался к нему: просил указать точки опоры для ног на последнем участке стены. Ему, Катрану, конечно, не жалко было - пусть хоть все мальчишки пройдут на мыс. Но ведь сами же твердо договорились еще год назад, когда открыли этот мыс: каждый должен пройти на него самостоятельно, и никаких указок, никаких нянек, никаких помощников… Только самостоятельно… Только!

Хорошо хоть, в последний момент отказался полететь с Илькой на вертолете в Кипарисы. Плохо быть обязанным кому-то, а особенно Ильке.

В городском сквере еще было пустынно и душно, потому что плотные деревья задерживали бриз. Да и скучновато. Катран опять вышел на главную улицу, полную автобусов и легковых машин, магазинов, палаток, гама и смеха. Здесь было не так одиноко, но все-таки что-то продолжало жечь и колоть его изнутри.

"Забрести, что ли, к Федору Михайловичу? - подумал он вдруг. - Теперь не страшно".

И как всегда, не успел он додумать до конца какую-то мысль, как ноги уже несли его к домику учителя. Войдя во двор, он направился к крыльцу и по закрытому окну его комнаты понял - нет дома. На всякий случай подергал дверь - чуть было не сорвал. Ни его, ни тети Аси. Вздохнул, сплюнул и побрел назад. А когда еще вспомнил про мамку - достанет ли она денег? ему стало совсем тошно.

Глава 22 ТАМ, ГДЕ ВОЛНЫ И ВЕТЕР

Катран не знал, что полчаса назад в эту же самую дверь стучался тот человек, к которому он принес свою находку. Получив разрешение войти - а его направила сюда женщина, продававшая билеты у входа в музей, знавшая почти всех коренных жителей Скалистого, - он, пыхтя и задыхаясь от возбуждения, ввалился в комнатку и представился:

- Научный сотрудник музея Егорьев.

Федор Михайлович показал на свободный стул:

- Прошу.

Но тот был так взволнован, что не мог говорить сидя и не сел, а спросил, его ли это ученик - и он подробно описал внешность Катрана - и знает ли он, где тот проживает.

- Мой, - сказал учитель. - Знаю.

- Боже мой, если бы вы знали, что он натворил!.. Ведь это было произведение искусства… И какое! Второй или третий век до нашей эры…

У Федора Михайловича плотно сошлись брови.

- Что ж все-таки сделал Жора?

- Идемте… У меня нет слов… - Егорьев потащил его за руку. - Это сущий вандализм!

До самого музея Федор Михайлович ничего не мог понять, а когда поднялся по лестнице в комнату подсобного помещения, где на полках хранились материалы, не попавшие в основную экспозицию или не обработанные еще, - понял все.

Егорьев достал из ящика картонную коробку с какими-то красно-белыми осколками.

- Что это? - спросил Федор Михайлович. - Какое это имеет отношение к Жоре?

- Это то, что он принес… - сбивчиво стал говорить Егорьев, - и это не то… не то… То была ваза, пусть не полная, а только половина вазы, но зато какая половина! Какие на ней были росписи!.. По мотивам "Одиссеи": Сцилла и Харибда, а меж ними Одиссеево судно под всеми парусами… И он сам, Одиссей… Вы понимаете, что это такое?

- Как же это превратилось в щебень?

- Как? Вот как: только что постучали в эту дверь; вошел этот самый плохо одетый мальчишка, белый весь, с дергающимися щеками, с ненормальным лицом; здоровается и спрашивает, нет ли в нашем музее этого, и достает из-за пазухи завернутую в какую-то грязную тряпку вазу. Я протягиваю руку - не дает, вертит перед моими глазами, и сразу видно - не стащил…

- Среди моих учеников нет воров, - резко сказал Федор Михайлович.

- Вы простите… Это я так… Я, конечно, этого не подумал… Я хотел сказать, что сразу понял: это вещь не из музея, без следов реставрации, с наплывами морской соли, древний лак поцарапан, с язвочками и трещинками; значит, сам нашел… И на ней росписи… Боже мой, какие росписи! Что делали мастера античной Греции! Да что я вам объясняю, возьмите любой осколок и посмотрите…