Дельфания

Я высвободил свои руки и подался вперед, Дельфания молча и послушно легла на спину, обняла меня и закрыла глаза. И последнее, что я увидел перед тем как мы слились в поцелуе, это небесный блеск ее глаз. Они сверкнули изнутри такой голубизной, что я закрыл глаза, ибо начал проваливаться в эту бездну искренности, чистоты и красоты. Я чувствовал, что Дельфания каждый раз открывает для меня дверь в себя все шире, и я все глубже погружаюсь в бесконечное пространство ее существа, в котором для меня распускаются и благоухают цветы и в котором для меня начинают петь все птицы земли. И это было только начало, начало путешествия в сказку волшебной любви, которая, зародившись на земле, продолжалась в бескрайних раздольях моря, солнца, ветра, волн и радужных брызг.

Глава 14. ЭВЕРЕСТ ЛЮБВИ

— Сегодня я исполню свое обещание, — сказала Дельфания, стоя на берегу, когда мы прощались перед ее уходом в море.

Восток окрашивался красками розовой неги, которая распространялась по всей земле, и мне казалось, что в это утро весь мир заливается светом неземной любви, которая исходила из моего сердца, соединялась с нежностью сердца любимой и превращалась в космическое тайнодействие, заполняющее всю Поднебесную праздником несказанной любви.

— В полдень приплывет Дейф, который доставит тебя ко мне. Не бойся его, — произнесла Дельфания, целуя меня на прощанье. — Сегодня будет наш день, Вова. Только НАШ, слышишь?

И она посмотрела на меня так, что ноги подкосились у меня от волнения и даже страха. Страха оттого, что счастья может быть много, так много, что мне и не пригрезится в самом сладчайшем сне. И это счастье может поглотить меня без остатка, растворить, не оставив ничего от меня. Но я был готов двинуться навстречу этой приоткрывающейся бездне блаженства, даже если это будет стоить мне жизни.

— Дельфи, я люблю тебя, — сказал я, ощущая ее сухие и слегка припухшие от поцелуев губы. — У меня все болит внутри. Я не могу так больше.

— У меня тоже, — произнесла она и опустила взор. На ее щеках заалел румянец. — Я тоже тебя люблю и ничего не могу сделать с собой. Как я ни боролась, но это чувство сильнее меня, оно сильнее всего, что я переживала прежде. Я ведь думала, что я знаю все, но оказалось, что я не знаю главного.

Дельфания посмотрела на меня, и у меня закружилась голова оттого, что я также не подчиняюсь тому сверхчеловеческому состоянию, которое захватывает все клетки моей природы, не оставляя места более ничему. Это было даже не просто особым чувством, а нашествием вселенской любви, которому ничто не могло противостоять в моем существе. Все защиты, крепости, обороны моей природы треснули и разрушились, и мое тело, разум, душа полностью капитулировали без сопротивления.

— Дельфи, нет таких слов, чтобы выразить, что я переживаю, — прошептал я. — Когда я говорю «люблю», то понимаю, что смысл этого слова слишком ограничен и слишком приземлен. Тому, что я испытываю, нет слов и определений в человеческом обиходе. Это нечто иное, не от мира сего. Может быть, это потому, что ты — не земная женщина? Не знаю. Ничего не знаю, Дельфи. Это состояние можно, наверное, сравнить с болезнью, которая как лихорадка проникает все глубже в меня, захватывая все больше меня, и разумом я хочу несколько затормозить распространение «болезни», а ничего не получается, потому что чем сильнее я заболеваю, тем сладостней мне становится. Пусть будет так. Пусть это продолжается, я не хочу выздоравливать. Мне уже кажется, что меня вовсе нет, как личность я растворился в этом небесном восхождении. Я ощущаю себя ветром. Просто ветром, который несется по долинам и горам, степям и лесам и приносит с собой радость и веселье, танец и песни. Это — и безумно, и чудесно.

— Тогда я буду морем! — улыбнулась Дельфания. — Ветер и море сошлись и слились в головокружительном вихре любви! — рассмеялась она. — Ну все, до свидания, Ветер.

— До встречи, Море! — крикнул я вслед Дельфании, исчезающей в морской рябистой пучине.

До обеда я лежал с закрытыми глазами в палатке и мне казалось, что не сплю, ибо я все время чувствовал, что бодрствую, и мысли, чувства, переживания нескончаемым водоворотом носятся в моей голове, а я только наблюдаю за их стремительными, карнавальными хороводами. Однако проснулся я от того, что весь взмок от пота, потому что солнце уже основательно грело и в палатке стало душно, как в парилке. Выскочив наружу, я в страхе взглянул на море, опасаясь, что проспал, что дельфин пришел и, не дождавшись меня, уплыл в море. Но лишь только я увидел темную дугу, появляющуюся на поверхности в пятидесяти метрах от берега, как на сердце отлегло. И я побежал к воде, сбрасывая на ходу одежду. Ассоль, увидев убегающего хозяина, кинулась за мной догоняя. Я обернулся, когда уже отплыл на несколько метров в глубину, собака стояла на берегу и скулила. Ей, конечно, было невдомек, что это с ее хозяином происходит и куда так можно бежать сломя голову. Ведь она не знает, как можно действительно потерять голову, разум и еще Бог весть что, когда приходит любовь.