Делай, как я!

Поговорили они так, и Башмаков об этом разговоре тут же забыл. А на другой день прибегает в казарму лейтенант – начальник физической подготовки части.

– Кто у вас тут Башмаков? – спрашивает.

– Я Башмаков, – говорит Башмаков.

– Что же вы, – говорит лейтенант, – молчали до сих пор? Что же вы свои боксёрские способности скрывали? На тренировки почему не ходили?

– Да я… – говорит Башмаков, но взволнованный лейтенант не даёт ему сказать больше ни слова.

– Я понимаю, – говорит он. – Вы и без тренировок вчера отлично выступили. Одним словом, собирайтесь. С начальством я уже договорился. Едем.

– Куда, – спрашивает Башмаков, – едем?

– К танкистам. Товарищеский матч, у нас сегодня с ними по боксу.

Кажется, первый раз в жизни Башмаков растерялся. Стоит и молчит, не знает, что делать. Сказать правду, признаться, что вовсе не он вчера выступал – вроде бы подведёт он тогда сержанта Модестова, да и спортивной славы батальону тогда не видать. Один позор. Не сказать правду – тоже плохо.

– Да вы не бойтесь, – говорит лейтенант, – противник у вас сегодня не очень сильный. Всего второй разряд.

Вздохнул Башмаков.

– Ладно, – говорит, – едем.

Вернулся он в этот вечер поздно, уже перед самым отбоем.

– Ну как? – спрашиваем, а сами смеёмся.

– Ничего, – спокойно отвечает Башмаков. – Всё в порядке. Победил.

– Как победил? Ты?

– Я, – говорит Башмаков.

Не поверили мы. Но на следующий день в газете читаем: "Победа в легчайшем весе была присуждена рядовому Башмакову, поскольку его противник не смог явиться на соревнования. Теперь победителю предстоит встретиться с перворазрядником Зайцевым".

– Вот, – радостно говорит сержант Модестов, – наш батальон и прославился.

– Неизвестно, что ещё дальше будет, – говорит Башмаков.

– Это верно, – говорим мы, – неизвестно.

Вечером снова отправился Башмаков на соревнования.

В спортивном зале начал переодеваться, лейтенант – начальник физической подготовки – посмотрел на него и говорит:

– Что-то вы мне в прошлый раз повыше ростом казались…

– Возможно, – говорит Башмаков, а сам на своего противника смотрит.

– И в плечах вроде бы пошире были, – печально говорит лейтенант.

– Тоже возможно, – говорит Башмаков.

– Ладно, – говорит лейтенант. – Идите.

Пошёл Башмаков на ринг.

Что там было – об этом нам никто не рассказывал. Настроение, говорят, не то, чтобы рассказывать.

Только дневальные утверждали, что Башмаков не спал всю ночь, ворочался на своей койке, охал и бормотал:

– Чтобы я свою фамилию ещё когда-нибудь кому-нибудь зачем-нибудь одолжил! Да никогда в жизни!

Но больше всех пострадал в этой истории сержант Модестов. Был сержант, а стал рядовой Модестов. Разжаловали его. Недаром говорят – спортивная слава переменчива.

"А что"

Почти у каждого солдата наверняка есть маленький фотоальбом. На страницах этого фотоальбома вы обязательно встретите и фотографии его владельца – непременно в парадной форме, в фуражке, со всеми знаками солдатской доблести на груди; и фотографии его друзей – тех, кто уже отслужил своё и оставил снимки на память, и тех, кто ещё продолжает служить…

Был такой альбом и у Башмакова. И когда отправился Башмаков в краткосрочный отпуск, домой, он, конечно, прихватил этот альбом с собой.

Дома всем, кто ни придёт в гости, есть что показать. Гости смотрят, а Башмаков объясняет. Пришёл однажды двоюродный брат Костя, Башмаков и ему дал посмотреть.

Листает двоюродный брат Костя альбом.

– Так… так… – говорит он. – Ясно…

Наконец дошёл до самого главного, до самого интересного снимка.

– Это товарищи мои, – объясняет Башмаков, – сослуживцы. Во время затяжного высотного прыжка. С четырёх тысяч прыгали. Вон Мишка Бандура летит. А это Витька Печенкин, ефрейтор. А там вон, совсем маленький, руки раскинул, лейтенант Петухов…

– Интересный снимок! – говорит двоюродный брат Костя. – Только… Кто это снимал?

– Я, – говорит Башмаков.

– Ну, конечно, сразу видно. Что ж ты, на резкость не умеешь наводить?

– Умею, – говорит Башмаков печально.

– Умеешь… А не наводишь. Это ж каждый пацан умеет!

– Да я и сам теперь вижу, – виновато говорит Башмаков, – у меня с этой резкостью всегда не ладится…

– И скадрировать надо было по-другому! Неужели не ясно?

– Я как-то не подумал… – говорит Башмаков и становится ещё печальней.

– И потом я тебе посоветую…

И вдруг двоюродный брат Костя останавливается на полуслове и пристально смотрит на Башмакова.

– Подожди… подожди… – говорит он. – Так это ты, говоришь, снимал?

– Я, – говорит Башмаков.

– А откуда снимал? Ты-то сам где был?

– Как где? В воздухе. Вот тут, рядом с Мишкой Бандурой летел.

– В воздухе? С четырёх тысяч метров? Летел и снимал?

– Ну да, – говорит Башмаков. – А что?

Приятного аппетита!

Рядового Домодедова не любили во взводе за жадность.

Домодедов частенько получал посылки из дому. Придёт с почты, устроится где-нибудь в углу казармы один на один со своей посылкой, шуршит бумагой, позвякивает баночками. А потом всем рассказывает:

– Прислала мамаша варенье, так банка в дороге разбилась, пришлось выбросить…

Или: