Делай, что можешь

– Да, Николка, – откликнулась с готовностью. – Хочешь чего? Кушать, пить или отдыхать?

Насчет поесть внутри невольно откликнулся довольным урчанием желудок. Ни Ци, ни Юи сытости не дают. Все равно приходится жевать обычные продукты. Хм… А ведь как посмотреть. Почему-то прежде не задумывался. Пища тоже вид энергии, получаемой при переваривании. К сожалению, человек не растение, черпающее энергию прямо из солнечных лучей и растущее за счет воды и воздуха. А ведь, в принципе, именно этого и хотели солнцепоклонники. Просто мне это было неинтересно. Самолечение и помощь больным – вот это важно.

– Тайна. Никому.

– Святой крест, не выдам, – совершила ритуальное движение. – Могу землю съесть.

– Ни, – подивился клятве. – Молчи. Ни всяк. Мам ни. – Ох, как тяжко, когда приходится излагать мысли при его словарном запасе.

– А папе?

О солнце, дай мне терпение. Еще и папаша имеется. Надо поискать в памяти потом, что за деятель. Почему возле больного сына не сидит, скотина.

– Ни. Холос?

Она быстро-быстро закивала. Обнимаю осторожно.

– Лечить, палка начальник хвать?

– На кой черт мы полиции сдались? – удивилась Катя. На удивление прекрасно понимала косноязычную речь. – Мама околоточному платит, нас не тронут. Вон тетка Матрена тоже гаданием и травами промышляет. Аборты делает, и чё?

– Мож лечить?

Видно, столько раз слышал последнее слово, что произношу без запинки и ломания языка.

– Ну, наверное, нельзя. Без лицензии. Поймают – штраф вломят. Потому мама на лапу дает. Чтоб не замечали. Но это так… административное, не уголовное преступление. – Слова явно повторялись за кем-то из взрослых.

Есть! Я выиграл главный приз в больших скачках. Да здравствует светлое будущее! Никто не обратит внимания на первых порах на мои опыты.

– Проснул, думать, – сказал тихо. – Ни хоч остать юрод. Хоч умным. Газет.

Должна же быть дата там. Да и текст любопытно посмотреть.

– Читать научиться желаешь?! – с восторгом воскликнула девочка.

– Ага. Вот. Оно. Много слов. Желаю. Ты обещалка. Ни. Обещалка ни ботать, – поправился.

– Мое слово железное, – извлекла из-за ворота крест и поцеловала.

Между прочим, у меня такой же есть. Почему не сделать из него конденсатор для хранения энергии, раз носят и никто странного в том не видит? Материал, правда, другой нужен.

– Вот вы где! – с довольным выражением физиономии вскричал мужчина, расплываясь в улыбке и блистая железными зубами, и распахнул объятия.

Обхватил меня, практически выдернув со скамейки и прижав к себе. Организм отозвался на действие положительно, но сообразить ничего не успел. Только растерянность и не позволила двинуть в рожу. Еще и несет от него чем-то неприятным. Ага. Это называется перегар. Остатки перебродившей массы без фильтрования. Какая мерзость!

– Ах, сынок, – сказал мужчина со слезой в голосе, – рази ж можно так пугать?

С заметным опозданием пришло облегчение. Дошло – это и есть папаша Николки. Мог бы сразу догадаться. Даже внешне похожи. Постаревшая копия виденного в зеркале изображения, только слегка обрюзгшая, полысевшая и поседевшая. Руки тем не менее крепкие, и человек сильный. Еще бы изо рта так не несло застарелым первачом, когда принялся со смаком целовать. Я невольно отодвинулся, разрывая дистанцию, и лишь потом подумал: может, так принято выражать радость? Баба тоже накинулась. К счастью, отец не обратил внимания на движение. Или сыну со странностями еще и не то выкинуть можно.

– Еда хоч, – прерывая словоизлияния, в которых почему-то почудилась фальшь, как в материнских рыданиях, потребовал неожиданно для себя плаксиво. Сработали некие психологические механизмы без моего участия.

– Конечно, конечно! – вскричал отец, увлекая за собой и не обращая внимания на семенящую сзади Катю. – Уже пора. Как к тебе относятся здесь? Не обижают?

– Холош, – односложно отвечаю.

Я понятия не имел, как именно должны себя вести белохалатники по отношению к больному. Наверное, не хуже, чем к остальным. Поили, на койке держали. Даже простыня и подушка, а не циновка с чурбаном под голову для бесчувственного тела. Но, может, так со всеми обходятся.

– Если что не так, скажи мне! Я их накажу. – И продемонстрировал увесистый кулак.

«Ну да, – скептически подумалось, – а потом выкупать из тюрьмы буйного». Интересно, насколько часто это происходит.

Ужин уже принесли. Оказывается, здесь с больными как с солидными господами обходятся. Приличный кусок речной рыбы, картофель, морковка, практически неупотребляемый прежде напиток под названием чай, содержащий тонизирующие элементы, правда, в очень малой дозе. Еще выдали кусок необычайно вкусного хлеба. А все остальное сытно, не сбалансировано по калорийности и абсолютно неаппетитно. Без соли, специй, соуса и иных ухищрений, делающих пищу приемлемой.

– Больница, – сказал неопределенно отец на невнятную жалобу и, попросив слегка подождать, исчез. Минут через десять вернулся, неся завернутыми в бумажку щепотку соли и немного молотого перца. – Взял в сестринской, – сказал шепотом. – Для себя они держат что получше.