Аня, пока сын «выступал», сидела гордая, розовая, красивая и держала в руках Юрину меховую шубку на шелковой подкладке. И эта шубка, и все другое, надетое на Юру, куплено было не ею, но это сейчас никому и в голову не приходило: такой счастливый, независимый вид был у Ани, которая и сама теперь была очень хорошо одета. Карамельный цех, где она работала, экономил ей деньги: тут было и сгущенное молоко, и жидкий шоколад, и мед. Сначала она всего этого съедала помногу, потом поменьше, а дальше – ровно столько, чтобы быть сытой и своих денег на питание почти не тратить. Когда ей выдался случай купить дорогое пальто с воротником, она заняла у стариков Шубкиных тысячу рублей, но с отдачей не очень спешила. Она знала, что они сами не спросят.
…Когда утренник кончился, Аня вывела Юру на улицу, и тут они увидели бабушку Шубкину. Она принесла запасный шерстяной платок. Юру закутали им поверх шапки и повели домой.
– Юрик стихи рассказывал, – благодушно сообщила Аня.
Раиса Захаровна взглянула на нее с благодарностью, словно Аня выучила Юрика этим стихам.
– Вы, может быть, зайдете к нам? – спросила она.
– Да нет уж, сегодня не пойду, – сказала Аня. – Дела у меня много: выходной-то один.
Однажды, явившись к Шубкиным в необычное время, она нарвалась на Марика. Тот уже заканчивал аспирантуру и жил в каком-то городке для ученых. Когда Аня вошла в комнату, Марик одним пальцем играл для Юры «Чижика» на пианино.
Аня не смутилась. Но ей показалось, что Марик стал не такой уж рыжий, как прежде. И на возмужавшем, пополневшем его лице нос не выглядел таким большим. Он, видимо, знал, какая тревожная ситуация была в семье у его родителей, как их мучает будущее Юры, как они боятся Ани. Самому ему, по всей видимости, жилось неплохо: на нем был хороший костюм, в передней на вешалке висели куртка на меху и ондатровая шапка.
«А ведь это мог муж мне быть», – подумала Аня вдруг, испытав досадливое чувство: неужели прогадала?
Но Марик поздоровался с ней достаточно холодно.
– Как ты живешь? – спросил он.
– Хорошо, – спокойно ответила Аня.
– Ну и прекрасно.
Старуха Шубкина пригласила за стол. Она очень суетилась, подавала, принимала, что-то уронила и разбила. Ее совсем старенькая сестра поила чаем Юру, тот был рад обществу и баловался. А Аня сидела как гостья.
За чаем она поймала на себе пристальный взгляд Марика. Видимо, он сравнивал ту хорошенькую щекастую девчонку, которая по глупости и любопытству сошлась с ним пять лет назад, с той мужественно крепкой, ярко одетой женщиной, которая сейчас сидела напротив него и довольно умело держала в белых пальцах дорогую фарфоровую чашку.
«Может, он все-таки опять на меня располагает?» – уже тревожно думала Аня.
Но она ошибалась. Когда она собралась уходить, Марик вышел за ней в переднюю и сказал сухо, почти резко:
– Если любишь ребенка, возьми его отсюда совсем. Или не ходи сюда. Зачем ты мучаешь людей?
– Да они сами не отдают, – резко сказала Аня.
Ее вдруг одолела такая злость, что она, уже одетая в пальто и ботики, вернулась в комнату и крикнула:
– Юрочка, я в субботу за тобой приду!
Старуха Шубкина так и охнула:
– Марк, что ты ей такое сказал? Вы не жалеете ребенка!..
Весной внезапно умер старик Шубкин. Ане сообщили об этом на фабрику. Как все деревенские жители, очень отзывчивая на смерти и болезни, она бросила все дела и побежала к Шубкиным.
– Говорите, что поделать надо, – сказала она, входя в квартиру.
Раиса Захаровна ломала ручки и говорила что-то несвязное. У ее сестры дрожала голова. Юра капризничал. А Марик еще не успел приехать.
Не дожидаясь распоряжений, Аня ликвидировала страшный разгром в кухне, собрала все Юрины игрушки и дочиста вымела в комнатах. Потом сбегала в магазин, купила мяса, сварила суп и заставила старух и Юру поесть.
– Вещи соберите, я в больницу снесу, покойничка нашего одеть.
Выяснилось, что нет ни одной пары чистого белья. Аня быстренько постирала, посушила над газом, выгладила горячим утюгом.
– Сколько народу перелечил, а крепкой рубашки нету!..
Аня не отличалась особым тактом, но на этот раз искренне хотела помочь. В первый раз она осталась ночевать в этой квартире. До позднего часа она просидела возле Раисы Захаровны, а маленький Юра уснул у нее на коленях.
– Как живой лежит, – рассказывала Аня, уже видевшая «собранного» и положенного в гроб старика Шубкина. – Что значит в одночасье человек умер! Не учился. Я отгул возьму, все сделаем как следует, проводим, помянем.
Два дня Аня бегала, покупала, убирала, варила. Никогда еще в квартире у Шубкиных не было такой чистоты и порядка: старухи в последнее время справлялись совсем плохо.
Маленький Юра был очень удивлен: почему мама теперь все время здесь? Он привык, что она являлась иногда по субботам с гостинцами, которые бабушка Шубкина умоляла не давать все сразу. А теперь эта мама, подвязав бабушкин фартук, ходит по комнатам со щеткой и тряпкой. У нее озабоченное, строгое лицо. Она готовит, моет, что-то перестилает и внушительно говорит плачущей бабушке:
– Не плакайте, Раиса Захаровна! Хватит. Вот понесут, тогда еще поплакаете.