Безусловно, подобное развитие событий является всего лишь моим предположением: ведь вполне могло оказаться, что брак с Жанной де Брем был попросту выдумкой Бридуля де Мезьера. Однако эту гипотезу подтверждают материалы судебной практики. Имущественные вопросы часто волновали оскорбленных мужей не меньше, а даже больше, чем собственно факт измены. Так, в 1381 г. парламент рассматривал дело некоего парижанина, обвинявшего свою жену в преступном сожительстве с королевским сержантом. При том, что женщина давно оставила его и открыто поселилась в доме любовника, ее муж вовсе не требовал, чтобы она к нему вернулась, и не собирался хоть как-то ее наказывать. Он всего лишь желал получить через суд имущество своей легкомысленной супруги, которое та забрала с собой и на которое он, естественно, предъявлял права. Претензии брошенного мужа были сочтены убедительными, и сержанта-любовника приговорили к возврату собственности стоимостью 500 парижских ливров[831]. В деле от 1401 г. речь также шла об адюльтере: некая знатная дама
Эти примеры свидетельствуют, что кажущееся, на первый взгляд, несколько странным поведение Бридуля де Мезьера на самом деле было вполне логичным и хорошо продуманным. Значительно больше вопросов вызывает то наказание, которому он — при удачном для него стечении обстоятельств — собирался подвергнуть супругу и, в частности, его намерение посадить ее под замок в своей «частной» тюрьме.
Нужно прежде всего сказать, что такого варианта расплаты за совершенный адюльтер французское средневековое право в отношении женщин не предусматривало. Как я уже отмечала, данное преступление в принципе очень поздно вошло в сферу уголовной юрисдикции как сеньориальных, так и королевских судов[833], которые именно по этой причине выносили самые разнообразные решения в подобных вопросах: неверных жен посылали на смерть, заключали в монастыри, изгоняли из родных городов, штрафовали[834]. Однако пожизненное тюремное заключение, по всей видимости, в данном списке никогда не фигурировало.
Это, тем не менее, не означает, что Бридуль де Мезьер не мог иметь собственной тюрьмы — или же его не вдохновил пример кого-нибудь из соседей. Наличие «частных» узилищ было для средневековой Франции совершенно нормальным явлением, хотя их неправомерное использование как раз в XIV в. стало активно преследоваться по закону. И речь шла не о незаконных арестах, производимых судебными чиновниками (впрочем, и подобных случаев тоже хватало[835]), но о преступлении, совершаемом рядовыми, пусть даже и знатными, членами общества. Потерпевшие при этом относились к самым разным социальным слоям.