Дела плоти. Интимная жизнь людей Средневековья в пространстве судебной полемики

Свой небольшой трактат Мареско начинал с заявления о том, что «вера» (foy) и «доверчивость» (crédulité') — суть разные явления, и история Марты — лучшее тому доказательство[1005]. Он честно признавал, что мнения столичных интеллектуалов об этой дедушке разделились, и никакие повторные проверки не смогли привести их к согласию[1006], однако, с его точки зрения, все слова и действия Марты указывали, без сомнения, лишь на «обман и мошенничество» (imposture etfeintise), творимые ею[1007]. Для Мареско, как для опытного врача, было совершенно очевидно, что девушка не страдала ни эпилепсией, ни истерией, ни меланхолией, ни сумасшествием, т. е. заболеваниями, которые вызывали у человека обмороки, конвульсии, потерю веса или спутанное сознание[1008]. Тем более, не являлась она одержимой, поскольку все известные автору признаки этого недуга (способность изъясняться на иностранных и древних языках, знание прошлого и будущего, наличие меток дьявола на теле жертвы, нежелание или невозможность подойти к причастию, способность к левитации, черный язык и текущая изо рта слюна[1009]) либо отсутствовали у Марты, либо не вызывали доверия. Так, на все вопросы, заданные ей на латыни, по-гречески или по-английски, она отвечала по-французски или просто отмалчивалась[1010]. Она спокойно позволяла вложить себе в рот частицы «святых реликвий, но отталкивала обычную шапку, протянутую ей одним из докторов теологии, вызванных для ее освидетельствования[1011]. Несмотря на просьбы собравшихся, она не смогла подняться в воздух, заявив в свое оправдание, что именно в этот момент демон покинул ее тело[1012]. В отличие от других известных Мареско одержимых Марта выглядела здоровой и упитанной особой, а ее вызывающие изумление у окружающих конвульсии не сопровождались, как того следовало бы ожидать, учащением пульса и дыхания или изменением цвета кожного покрова[1013].

Таким образом, личный врач Генриха IV приходил к выводу, что в поведении его подопечной не наблюдалось никаких отклонений, которые нельзя было бы объяснить естественными причинами[1014]. Ее гримасы и ужимки являлись, с его точки зрения, не более чем притворством, на которое был способен любой придворный лакей или ярмарочный фокусник[1015]. Марта «прекрасно изображала» одержимую, тем более, что она занималась этим целых 15 месяцев, в течение которых ее семья возила ее из города в город словно циркового медведя или обезьяну[1016]. Мареско полагал, что подобную манеру поведения девушка усвоила из популярных книжек об одержимых, действия которых она просто копировала[1017]. Не пытаясь ответить на вопрос, какие цели преследовала сама обманщица[1018], автор «Правдивых размышлений», тем не менее, замечал, что первым в выдуманную одержимость дочери поверил ее отец, который сумел удачно использовать ее состояние для собственного заработка: он предлагал желающим задавать Марте вопросы об их прошлом и будущем, а за ответы брал деньги[1019].

Важно отметить, что само явление одержимости Мареско при этом ни в коем случае не ставил под сомнение[1020]. Тем не менее, поведение своей героини он расценивал как уловку — причем уловку крайне опасную, поскольку девушку начали использовать в своих интересах противники короля, нарушая тем самых Божественные установления[1021]. Марта не просто заставляла окружающих верить в «ложные чудеса» (faulx miracles), она провоцировала «брожение в умах», которое необходимо было как можно скорее прекратить[1022]. Однако представители церкви пытались противоречить своему монарху, они хотели доказать, что данный случай лежит вне компетенции светских судей и может быть рассмотрен лишь в рамках церковной юрисдикции[1023]. Иными словами, личный врач Генриха IV прямо указывал на политический, вернее, политико-религиозный подтекст данного дела, в котором не было «ничего демонического, очень много мошенничества и самая малость болезни»[1024].