— Не могу сказать… В полной мере назвать это совещанием нельзя, но, конечно… вроде совещания, — путаясь и запинаясь говорил Иван Петрович, не понимая, чего хочет от него начальник.
— А что значит «вроде»? Выражайтесь, пожалуйста, поточней! — с раздражением сказал Куликов. — Кто там присутствовал?
— Там был товарищ Угрюмов и еще один… я не знаю его фамилии.
— А кто такой Угрюмов?
— Если не ошибаюсь, он работает в райисполкоме…
— В райисполкоме я знаю всех ответственных работников. Никакого Угрюмова там нет.
— Может быть, и нет… Я не в курсе, Поликарп Денисович. Меня попросили сообщить данные, и я сообщил…
— Но ведь я же вас просил выяснить… Вы там ничего не напутали?
— Нет… напутать я не мог. У меня были с собой материалы.
— Я думаю, что напутали! — тоном, не допускающим возражений, сказал Куликов. — Возьмите документы и снова отправляйтесь в райисполком. И узнайте, кто такой Угрюмов. Если это обследование, то по какой линии.
— Хорошо.
— И что они обследуют? — прибавил Поликарп Денисович. — Не забудьте напомнить, что мы идем первыми по плану ранних овощей. У вас есть последние сведения по редиске и луку?
— Нет.
— Возьмите в отделе.
Кроме министерства, которому Главсовхоз подчинялся непосредственно, работу его контролировали и направляли многие другие организации, и нет ничего удивительного, что Поликарп Денисович был всегда настороже. С централизацией шутки плохи. В памяти всякого администратора, как предупреждение, хранятся весьма поучительные примеры.
Вот один из них. В научно-исследовательском институте подгнившие переплеты стеклянной крыши не выдержали обильно выпавшего снега и надломились. Крыша грозила рухнуть на дорогое оборудование лаборатории. Что делать? Всякий здравомыслящий хозяйственник занялся бы срочным ремонтом. Так и сделал директор института. Несмотря на предупреждение бухгалтера о том, что расходы на ремонт сметой не предусмотрены, что действия директора, с точки зрения финансовых органов, противозаконны, почти преступны, он дал вторую подпись, и крышу починили.
Что же случилось дальше? А дальше на голову директора обрушилась не крыша, а нечто похуже. Ревизия КРУ. Действия директора немедленно получили должную оценку. Не благодарность. Нет. Несгибаемая воля контрольно-ревизионного управления не признает незапланированных стихийных бедствий, не интересуется существом дела и не знает пощады.
Я не могу сказать точно, что решил суд, но приговор директору был не оправдательный. О подобных случаях в газетах не пишут, но о них знают все директора, и они имеют большое воспитательное значение.
Сергей Васильевич поджидал Ивана Петровича в подъезде райисполкома. Кивнув головой, он провел его в одну из свободных комнат.
— Здравствуйте, Иван Петрович! — приветливо сказал подполковник Угрюмов. — Извините, что пришлось вас потревожить в рабочее время. Мы хотели встретиться вечером, но обстоятельства несколько изменились. Как вы себя чувствуете?
— В общем и целом — ничего… Но вот начальник мой недоволен. Откровенно говоря, я даже растерялся. Не знал, что ему и отвечать…
Иван Петрович передал содержание беседы с Поликарпом Денисовичем и вопросы, на которые он должен был ответить после своего возвращения.
— Ну что ж… Об этом нужно подумать, — сказал подполковник, взглянув на Сергея Васильевича. — Не смущайтесь, Иван Петрович. Вы делаете большое, государственной важности дело, и мы вас в обиду не дадим. Куликов ваш, насколько мне известно, чинуша. Интересы у него узковедомственные, а беспокоится он, главным образом, за себя. Успокоить его довольно просто. Скажите, Иван Петрович, вы бывали когда-нибудь в Заречинском совхозе?
— Нет.
— И никого там не знаете?
— Нет… Впрочем, туда поехала работать молодой агроном, знакомая девушка. Дочь моего приятеля, погибшего на фронте.
— А зоотехника Суханова не знаете?
— Нет, — подумав, ответил Иван Петрович.
— И директора не знаете?
— Директором там Любимов. Я встречал его на совещаниях, но знаком только так… шапочно.
— Ну, хорошо. Об этом мы поговорим позднее. Расскажите теперь, какое впечатление произвела на вас «Дама пик»?
— Впечатление самое отвратительное, товарищ Угрюмов. Я не встречал еще таких распущенных женщин. Ни стыда ни совести. Пьет, например, как лошадь…