Декстер в деле

К счастью, этим все практически и кончилось. Только стильная дама в первом ряду зрителей еще немного суетилась. Она оказалась доктором Элейн Донацетти, очень важной персоной в мире современного искусства, и теперь прорвалась за ограждение и принялась фотографировать на «полароид». Ее осадили и увели. Потом она использовала свои снимки и фрагменты видеосъемок Вайсса в серии иллюстрированных статей, почти прославивших Вайсса в кругу ценителей подобного искусства. По крайней мере напоследок он свое урвал. Хорошо, когда все складывается, верно?

Детективу Коултеру повезло не меньше. В участке ходили слухи, что ему уже два раза отказывали в повышении; полагаю, он решил, что подстегнет свою карьеру, если в одиночку, голыми руками завалит маньяка. И ведь получилось! В управлении решили выжать из всего этого переполоха хоть что-нибудь полезное для репутации полиции, а тут и Коултер подвернулся. Его повысили посмертно — за героизм, проявленный в почти удавшемся самостоятельном спасении Риты.

Конечно, я пошел на его похороны. Мне нравится церемония, ритуал, строгий выплеск эмоций… заодно можно отрепетировать мои любимые выражения лица: торжественная серьезность, благородное горе и сострадание.

На похоронах присутствовали все сотрудники управления.

Дебора была очень бледная, голубая форменная рубашка только подчеркивала эту бледность. Коултер числился ее партнером, по крайней мере на бумаге, и прийти на похороны было для Деборы делом чести. В больнице повыпендривались, но все равно должны были скоро ее выписывать, поэтому разрешили пойти. Она не плакала (не умела так хорошо лицемерить, как я), однако с должной торжественностью смотрела на то, как гроб опускают в могилу. Я же старался воспроизвести это выражение лица.

И по-моему, вполне успешно, только вот сержанту Доуксу не понравилось. Он вытаращился на меня из соседнего ряда так, будто я самолично задушил Коултера. Какая чушь! Я вообще никого никогда не душил. Ну балуюсь иной раз с леской, совсем чуть-чуть… столь тесный контакт мне не нравится, другое дело — нож.

Жизнь вошла в привычную колею. Я вернулся на работу. Коди и Эстор стали ходить в школу. А через два дня после похорон Коултера Рита пошла к врачу.

В тот вечер, уложив детей спать, она уселась подле меня на диван, положила голову мне на плечо и взяла пульт от телевизора. Выключила телик и принялась вздыхать. Наконец, заинтригованный сверх всякой меры, я спросил:

— Что-то случилось?

— Нет. Ничего плохого. Во всяком случае, думаю, что ничего плохого. Если только ты не думаешь… да.

— С чего мне так думать?

— Не знаю… — Она опять вздохнула. — Ну, просто мы ведь никогда не обсуждали, а теперь…

— Что не обсуждали?! Что теперь?! — После всего того, что я пережил, выносить еще и бесконечный поток слов ни о чем? Я чувствовал все большее раздражение.

— Просто теперь… Врач сказал, что все в порядке.

— А! — отозвался я.

Рита кивнула и добавила:

— Ну, несмотря на… сам знаешь.

Но я не знал и не считал, что у жены есть право думать, что я что-то знаю. О чем и сообщил. А потом, когда после долгих откашливаний и запинок она наконец-то мне рассказала, я тоже, совсем как она, утратил дар речи и сумел выдавить только строчку из старого анекдота, хотя и сам понимал, что это неправильно: просто не мог удержаться, и слова выскочили сами собой. И как будто издали донесся возглас Декстера:

— У нас будет ЧТО?!