Декоратор. Книга вещности

Ладно, сегодня счастливый день, и я со своей стороны не стану портить его ссорой. В такие дни людям свойственно переоценивать свою жизнь, заодно придирчиво всматриваясь в ту, что освещает их жизненный путь. Что ж, позвольте представить вам мою Катрине.

Боюсь, я не в силах ответить на ваш первый, сам собой напрашивающийся вопрос: красива ли она? Если понимать под этим миловидность, то — нет. Хотя мне не нравится это затасканное бессмысленное слово. Щенки все сплошь милашки, не говоря уж о котятах. А как неизменно милы миниатюрные японские фарфоровые чашки! Сильная мужественная натура Катрине не укладывается в каноны так востребованной сегодня гламурности, например, у неё асимметричное лицо. Нос хорошо бы несколько удлинить и придать ему объём, рот чуть маловат, в худосочном длинномерном туловище недостаёт помимо сдобности матроны ещё и элементарной сексапильности, да и формы — не на обложку. Но что в Катрине есть, так это элегантность. Можно даже сказать, скульптурность. А это большая редкость и не так легко приедается.

На первый взгляд её фигурка кажется пацански плоской, но стоит Катрине шевельнуться, как впечатление меняется полностью. Отточенные, расчётливые, но без назойливой пафосности движения выдают трудное балетное детство. Я обожаю сидеть и смотреть на неё, пока она убирает со стола, например, и я получаю от этого наслаждение. Она особенно хороша, когда не знает, что за ней наблюдают; тогда она движется как в танце, подчиняя шаги некоему звучащему у неё в голове ритму. Но стоит ей поймать на себе взгляд, она тушуется. Или краснеет, или вскидывается на меня: «Занялся бы лучше хоть чем-нибудь!» Хотя на самом деле это наши с ней сексуальные игры. Женщина выставляет себя мне на обозрение, я даю волю глазам. Катрине утверждает, что никогда не встречала человека, который мог бы так же долго, как я, что-то разглядывать, да ещё всухую, без сигареты. При этом она, очевидно, проговаривается, что до меня никому не приходило в голову любоваться ею так подолгу. Ей внимание льстит; во всяком случае, с тех пор, как мы вместе, она стала строже следить, какое производит впечатление, и тщательнее одеваться, даже если мы одни. Обычно-то всё наоборот. Стоит женщине перешагнуть порог дома, как её прямо тянет напялить на себя что-нибудь несусветное, «удобное», как они говорят.

Стрижка, короткий европейский боб, тоже порождение нашего союза. Вернее, моих представлений о стиле. Раньше Катрине беспрерывно меняла имидж, шарахалась от панковского гребня до перманента и обратно, но я пришёл к выводу, что ближе к тридцати даме следует обзавестись постоянными атрибутами внешнего вида, в том числе остановиться на одной стрижке. Я посоветовал это Катрине. Она держится нынешнего фасона уже полтора года, и моя правота теперь видна любому.

— Сигбьёрн, — жалобно тянет она, и по её тону я всё сразу понимаю.

Кухня.

— Я уже почти всё придумал. Хочешь посмотреть эскизы? Мне кажется, я знаю, где они.

— Нет, не сейчас. Но когда она уже будет?

То, что сейчас стоит на кухне, имеет грязный молочно-белый цвет и кучу декора на дверцах, плюс к тому украшенных панелями с выбранными филёнками. Стандартная фантазия на тему «урбанистичный рустик», домашний уют массового производства, которому не хватает вкуса хотя бы выглядеть подержанным. Уж не говоря о переизбытке шкафов и нехватке рабочих поверхностей. Два серванта с фасадами из липкого флинтгласа. Пространство над мойкой заделано глазурованной керамической плиткой розовато-бежевого тона, напоминающего человеческую кожу. Кошмар.

Втройне ужасный из-за зияющей дыры на месте плиты, которую прежние владельцы по каким-то мистическим причинам пожелали взять с собой, в отличие от остального хлама. В выщерблине видны подтёки застывшего жира на белых торцах соседних шкафов и на голой задней стене — выполненное пятнами сбежавших соусов и выкипевших супов полотно в стиле Поллака. Для рабочих конструкций такое нечаянное обнажение фатально. Вечная беда.

— Понимаешь, в разгар сезона трудно найти мастеров. Даже для меня. Сейчас все делают ремонт. Но я уже практически заказал саму кухню. Мне кажется, будет очень красиво.

— А какой цвет ты выбрал?

— Тут я ещё не до конца сам с собой договорился. И потом мы ещё должны посмотреть это вместе.

— Зачем? Я тебе доверяю.

Она доверяет моему вкусу. Умно! В прошлом году он принёс мне три четверти миллиона крон.

— Цвет, — отвечаю я, — будет светло-голубой с оранжевыми вкраплениями. Большая рабочая поверхность, сталь и алюминий. И никаких ручек.

Она заливается хохотом. Потому что мы оба подумали об одном. Унаследованная нами кухня утыкана фарфоровыми ручками с нарисованными розочками.

— А нам такое по карману? — спрашивает Катрине.

— Не факт, что это выйдет уж так дорого, — отвечаю я. Хотя вне всяких сомнений кухня встанет в большие деньги. Не говоря уже о встроенной технике, к которой я на днях приценивался. Тоже не два апчхи.

— Как ты думаешь, чем они умудрялись забивать все эти шкафы? — спрашивает Катрине.

— Свадебными подарками, — отвечаю я, и Катрине с готовностью хохочет.